Беккин Р. И. «Я мог бы бежать и в Финляндию» (История одного несостоявшегося побега Мусы Бигеева)

Аннотация

В статье на основе материалов уголовного дела 1931 г., заведенного ОГПУ против руководства мусульманской общины Ленинграда (Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области) рассматривается история несостоявшегося бегства Мусы Бигеева в Финляндию. Автор анализирует причины, не только заставившие Бигеева покинуть Советский Союз, но и повлиявшие на выбор им маршрута для эмиграции. В статье выдвинута гипотеза, что появление Бигеева в Восточном Туркестане было связано с готовящимся в регионе восстанием против китайских колонизаторов. Статья также представляет интерес для тех, кто изучает историю мусульманских сообществ в Советском Союзе в 1920-1930-е гг.

Abstract

Based on the materials of the criminal case of 1931, trumped up by the OGPU against the leaders of the Muslim community of Leningrad, the article considers the history of the failed escape of Musa Bigeev to Finland. The author investigates why Bigieev left the Soviet Union and what influenced his choice of a route for emigration. The author hypothesizes that Bigieev escaped to East Turkestan on purpose and his coming there was caused by the beginning uprising against the Chinese colonialists. The article should be of interest to those who study the history of Muslim communities in the Soviet Union in the 1920s and 1930s.

Ключевые слова

Муса Бигеев (Бигиев), финские татары, татары в Ленинграде, Кашгар, Соборная мечеть в Ленинграде, ислам в СССР.

Keywords

Musa Bigeev (Bigiev), Tatars in Finland (Finnish Tatars), Tatars in Leningrad, Kashgar, the Cathedral mosque in Leningrad, Islam in the USSR.

В постсоветскую эпоху интерес к богословскому наследию Мусы Джаруллы Бигеева (1873-1949) в России стали проявлять в равной степени как светские ученые, так и религиозные деятели¹. Не остался без внимания отечественных исследователей и жизненный путь Мусы эфенди². При этом, как справедливо отмечают некоторые авторы³, в биографии Бигеева продолжает оставаться немало «белых пятен». Наиболее изученным является лишь дореволюционный период в жизни богослова. Советская эпоха освещена биографами Бигеева в научной литературе лишь фрагментарно: так, деятельность Мусы эфенди в качестве фактического руководителя мусульманской общины Ленинграда осталась почти вне поля зрения исследователей⁴. Особо следует сказать об изданиях трудов Бигеева, написанных в указанный период и не всегда сопровождаемых подробными комментариями переводчика⁵.

Одна из важнейших страниц в биографии М. Бигеева – дата, знаменующая окончание ленинградского и одновременно советского периода в его жизни, – ноябрь⁶ 1930 г., когда, совершив нелегальный переход границы, он навсегда покинул пределы СССР. Ограниченный круг имеющихся в распоряжении исследователей источников, касающихся как деталей самого отъезда, так и событий, которые этому предшествовали, создают почву для спекуляций, иногда сопровождаемых эмоциональным оценками.

В качестве яркой иллюстрации здесь можно привести оценку самого факта эмиграции Бигеева, которую дает татарский общественный деятель В. Якупов в предисловии к книге Я. Янбаевой «Потомки Баязитова»: «Муфтий Сафа Баязитов отказался от эмиграции. Это мужественный поступок – остаться со своим народом, и не уезжать из родной страны, несмотря на ее бедственное положение. В то же время не все были настроены патриотично, не хотели разделить невзгоды со своим народом. Так, Муса Бигиев бежал из СССР, бросив семью – жену и шестерых детей. В результате семью выслали из Петербурга в Вологду на 3 года… Безусловно, необходимо больше обращать внимание на тех священнослужителей в истории России, которые связывали свою судьбу с судьбой собственного народа, а не стремились сделать карьеру за рубежом за счет клеветы на свою страну»⁷.

Такое противопоставление М. Бигеева и М.-С. Баязитова выглядит, на наш взгляд, преувеличением, не учитывающим исторический контекст и детали биографий этих двух религиозных деятелей начала XX в. Если Бигеев в 1920-е гг. был публичной фигурой, руководителем мусульманской общины в Ленинграде, то Баязитов, напротив, вел в том же городе неприметную жизнь советского служащего⁸, выполняя в свободное время функции неофициального (внемечетного) муллы среди касимовских татар. В условиях, когда одной из первостепенных (не особо скрываемых) задач ленинградских властей по отношению к мусульманам было закрытие Соборной мечети⁹, Бигеев приковывал к себе внимание партийных органов и ОГПУ, олицетворяя одно из существенных препятствий на пути к реализации данной цели.

До эмиграции Бигеев продолжал оставаться руководителем мусульманской общины Ленинграда, несмотря на то, что не занимал никаких официальных постов. В 1920 г. он оставил должность имам-хатиба Соборной мечети, так как хотел сосредоточиться на научной и общественно-политической деятельности. Вместо себя Муса эфенди предложил общине недавно перебравшегося в Петроград Якуба Халекова, до 1917 г. служившего имамом в Вологде¹⁰. Не был Бигеев и председателем приходского совета при мечети – «двадцатки». Однако он принимал самое активное участие в делах мусульманской общины. Несмотря на то, что среди прихожан не все разделяли или, точнее сказать, понимали его реформистские взгляды на ислам¹¹, Бигеев пользовался уважением среди мусульман города. Связи Бигеева с ленинградской общиной не прерывались и в 1923-1926 гг., когда Муса эфенди был арестован, а затем вынужденно проживал в Москве, не имея права покидать столицу¹².

О том, что Бигеев не был лишь номинальным лидером мусульман Ленинграда, а активно участвовал в повседневных делах мусульманкой общины, в частности, свидетельствуют его письма, адресованные председателю «двадцатки» М.-А. Максутову¹³. К сожалению, значительная часть эпистолярного наследия Мусы эфенди 1920-х гг. безвозвратно утрачена в ходе репрессий, обрушившихся на мусульман Ленинграда в последующее десятилетие¹⁴, а также во время блокады города¹⁵.

Главным вопросом, стоявшим перед мусульманской общиной города, было не допустить закрытия самой мечети. Вопрос об этом, как уже отмечалось выше, поднимался властями Ленинграда практически с первых лет советской власти. Так, в 1920 г. власти города хотели приспособить мечеть под хозяйственные нужды на том основании, что ее ремонт не был завершен, и сама община не могла своими силами его закончить. Тогда руководство общины во главе с М. Бигеевым и Л. Исхаковым¹⁶ делало все, для скорейшего завершения внутренней отделки мечети и проведения регулярных богослужений¹⁷.

Однако угроза закрытия продолжала висеть над мечетью. Перед глазами у ленинградских мусульман был пример их единоверцев из Кронштадта, где располагавшаяся с 1870 г. в ветхом деревянном двухэтажном здании мечеть была изъята из пользования общины в результате активных и целенаправленных действий государственных органов¹⁸.

Власти Ленинграда использовали разные стратегии для снижения религиозной активности мусульман и ликвидации самой общины. В частности, предпринимались попытки закрытия мечети (а, значит, и ликвидации общины как юридического лица) руками самих татар из числа коммунистов.

Так, 2 марта 1930 г. было проведено экстренное заседание Антирелигиозной комиссии¹⁹ совместно с активом татарской секции, работавшей при Доме просвещения народов Востока. В протоколе первого заседания говорилось: «Муса Бигеев ведет усиленную пропаганду против закрытия мечети, а потому нам необходимо принять срочные меры, чтобы добиться немедленного закрытия мечети»²⁰.

Выступавший товарищ Салахутдинов отмечал, что «Бигеев ведет настоящую контрреволюционную работу среди… богомольцев, превратив мечеть в базу контрреволюционной работы среди темных татар». «Бигеев говорит, – продолжал Салахутдинов, – чтобы привлечь к себе богомольцев-халатчиков, что государство от этих богомольцев отнимает заработок, т. е. утильсырье и что это утильсырье не есть новое явление и что этими сборами занимались и раньше все мелкие людишки, а теперь само государство занимается такими мелкими грязными делами, и что это советское государство до того дошло. Что золота не имеет и вынуждено собирать барахло, чтобы его отправить за границу на место золота для обмена с заграничным товаром, и что само советское государство не может обработать этого сырья»²¹.

Другие присутствовавшие на заседании антирелигиозной комиссии татары-коммунисты также обращали внимание на резкие высказывания Бигеева, содержавшие критику некоторых явлений в советском государстве.

По итогам совещания товарищем Муратовым был сделан вывод: «Бигиев должен быть связан с каким-нибудь контрреволюционным международным крестовым походом, т. к. он все вызывал темные массы к организации похода против советской власти»²². На дворе был не 1937-й год, а 1930-й, но и тогда такие обвинения могли привести к суровым последствиям. Муратов намеревался обратиться к властям города с ходатайством о передаче здания мечети под «культочаг»²³.

Очевидно, что в таких условиях вопрос об аресте Бигеева был делом самого ближайшего времени. Это хорошо понимал сам Муса эфенди и люди из его окружения. К опасениям за собственную жизнь прибавились и другие мотивы. По мнению А. Н. Тагирджановой, ключевым фактором, повлиявшим на решение Бигеева эмигрировать, была материальная неустроенность: «В конце 1930 г. Муса Бигеев принял решение о нелегальной эмиграции, поскольку городские власти объявили о лишении продовольственных карточек целой категории граждан, в том числе духовенства и членов их семей. Этим поступком он спас не только свою жизнь, но и жизни своих близких»²⁴.

Безусловно, материальный фактор имел значение, но стоит ли рассматривать его как основной? И уж тем более не поддается логическому объяснению утверждение Тагирджановой о том, что покидавший страну по причине лишения его продовольственных карточек Бигеев тем самым спасал свою семью. Ведь от того, что он эмигрировал, его родные не переставали быть членами семьи представителя «духовенства».

Как резонно отметила дочь Мусы эфенди Хинд на допросе в апреле 1931 г., навряд ли Бигеев уехал в Москву с мыслью о побеге, так как оставил семью в тяжелом материальном положении²⁵. Таким образом, говорить о материальных проблемах Бигеева и его семьи как первопричине его эмиграции как минимум нелогично. Ближе к истине авторы, считающие, что принять решение об эмиграции Мусу эфенди склонила совокупность факторов: «материальные трудности, атмосфера непонимания, фактической травли, арест, который был неминуем, вынудили Бигеева бежать из страны через Среднюю Азию»²⁶. Вот только не вполне ясно: бежать на время или навсегда?

Подробности побега, совершенного в ноябре 1930 г. Бигеевым, известны лишь в общих чертах. Муса эфенди покинул Ленинград 5 ноября 1930 г. На следующий день он прибыл в Москву. В столице Бигеев остановился в доме у Хамида Хакимджанова (ул. Большая Татарская, д. 24, кв. 10). В этом доме он жил после своего освобождения из-под ареста в 1923 г.²⁷

Рассказ об отъезде Бигеева из Москвы в Среднюю Азию приведен А. Н. Тагирджановой: «На вокзал должна была прийти Шамсикамар-ханум (Бурнашева. – Р. Б.), проводить и передать кое-что из еды в дорогу. Она заранее была предупреждена: искать не надо, подойдет сам. Вокруг Мусы-эфенди крутились “знакомые-доброжелатели”, на вокзале он тоже был не один, но улучив удобный момент, сунул в руки “сопровождающего” какую-то книжку, тот отвлекся, дав возможность исчезнуть среди вокзальной сутолоки»²⁸.

Некоторое время о Бигееве не было никакой информации. Наконец, в ноябре или декабре жена Мусы эфенди – Асьма ханум – получила телеграмму: «Привет и радость Кашгара, милая богиня телеграфируйте как здоровье семьи, почта [...]* Кашгария Ахунбаеву»²⁹.

Кашгар был главным городом Восточного Туркестана – региона, населенного уйгурами, казахами, татарами и представителями других тюркских народов. С 1755 г. с небольшими перерывами Восточный Туркестан находился под властью Китая. После победы большевиков в Средней Азии, Кашгар и другие города региона стали убежищем для мусульман, не принявших советской власти. Купцы из Кашгара неоднократно бывали в гостях у Бигеева в Ленинграде. По одной из версий, купец Ахунбаев был организатором побега Мусы эфенди в 1930 г.³⁰ Во второй половине 1920-х гг. он был одним из спонсоров мусульманской общины Ленинграда и лично Бигеева³¹. Возможно, что вопрос о поездке в Восточный Туркестан в общих чертах обсуждался еще с конца 1920-х гг., когда представители Ахунбаева бывали у Мусы эфенди³².

В ночь c 15 на 16 февраля 1931 г., т. е. по истечении почти трех с половиной месяцев со дня отъезда Бигеева из Ленинграда, были проведены аресты среди мусульманской общины. Под следствием оказались имам-хатиб Соборной мечети Я. Халеков, имам К. Басыров, значительная часть членов «двадцатки». Следствие интересовали все, кто был связан с Мусой эфенди: его родные, друзья, коллеги. Через два месяца были арестованы супруга и дети Бигеева.

На допросе у следователя и Асьма ханум, и дети (Ахмед, Хинд, Мариам) категорически отрицали, что они были осведомлены о планах Мусы эфенди покинуть страну навсегда. Напротив, они утверждали, что надеются на скорейшее возвращение Бигеева из-за границы. Так, Асьма ханум сказала, что перед отъездом в Москву ее муж надеялся получить визу и уехать на три месяца за границу³³.

По словам Асьмы ханум, в планы ее мужа входило посещение Мекки, затем Берлина и возвращение в Ленинград через Финляндию³⁴. В ответ на упомянутую выше телеграмму Бигеева жена отправила в Кашгар ответ, в котором просила Мусу эфенди поскорее вернуться домой. Но больше от него долгое время ничего не приходило³⁵. Даже весной 1931 г. во время следствия Асьма ханум верила, что ее муж обязательно возвратится в Ленинград. «Я уверена в том, что он должен вернуться, он очень привязан к семье», – говорила она следователю³⁶. Примерно в таком же ключе были выдержаны показания детей Бигеевых.

Такое поведение родных Мусы эфенди на следствии можно конечно легко объяснить. Даже если они знали о готовящемся побеге, признать это ‒ означало подписать себе приговор.

Учитывая сравнительно мягкое наказание, которое получили жена и дети Бигеева³⁷, можно предположить, что на подобное решение Коллегии ОГПУ (от 23 июля 1931 г.) могло повлиять какое-то свидетельство, указывающее на то, что родные Мусы эфенди действительно не знали о плане побега отца семейства за границу. Согласно материалам дела, в распоряжении следствия было изъятое у Асьмы ханум письмо мужа. В нем Муса эфенди подробно рассказывал о событиях последнего времени, имевших место после его побега из Советского Союза³⁸. Нельзя исключать, что именно содержание письма могло послужить важным свидетельством в пользу того, что семья Бигеева не знала о готовящемся побеге³⁹.

К сожалению, данное письмо в деле отсутствует, равно как и упоминавшаяся выше телеграмма, которую Бигеев отправил жене, как только прибыл в Восточный Туркестан. В материалах следствия приводится лишь фрагмент некоего «документа», который вполне вероятно является указанным письмом. В нем Бигеев просит передать с кафедры мечети, как хорошо живется мусульманам за границей, где существует «большая справедливость и спокойствие. Большое уважение со стороны государства к народу, их нравам, религии, жизни и широкая свобода. Жизнь с достатком, много мечетей и медресе»⁴⁰.

Но примечательны не эти слова, а то, что содержалось в «документе» далее. Бигеев писал: «Бежал. Было сделано правильно. Я мог бы бежать и в Финляндию. Была другая необходимость (курсив наш. – Р. Б.) отправиться в Кашгарию»⁴¹. В этих нескольких коротких фразах может заключаться ключ к разгадке причин эмиграции Бигеева. Во-первых, Муса эфенди сообщает адресату письма, что он бежал и не жалеет о сделанном выборе. Иными словами, он говорит, что эмигрировал, а не благополучно добрался до места. Последнее подразумевало бы, что адресат письма был в курсе планов автора письма. Во-вторых, Бигеев упоминает о существовании у него еще одной возможности бегства – в Финляндию. И, наконец, в-третьих, Муса эфенди четко указывает, что на решение бежать не просто за границу, а именно в Восточный Туркестан повлияли какие-то обстоятельства.

Прежде чем попытаться выяснить, причины поездки в Кашгар, остановимся подробнее на вопросе о бегстве в Финляндию. Тем более, как будет видно из дальнейшего, несостоявшийся побег через советско-финскую границу дает некий ключ к пониманию событий, связанных с эмиграцией Бигеева в Восточный Туркестан. Подробности этой истории прежде не были известны исследователям. Согласно материалам уголовного дела 1931 г., существовал еще один план бегства Бигеева – через советско-финскую границу летом или осенью 1930 г., однако он так и не был осуществлен.

Инициатором и организатором этого варианта побега был татарский предприниматель из Финляндии Гумер Сали (Аляутдинов) (1876-1951)⁴². Еще в 1929 г. Муса Бигеев обратился к нему с полным отчаяния письмом: «За последние два года мое финансовое положение изрядно ухудшилось. В 1929 г. я был лишен прав, и во многих отношениях снова оказался в тяжелом положении. Я даже искал какую-нибудь должность, но ничего не нашел»⁴³. Не исключено, что предложение Сали бежать в Финляндию стало ответом на это письмо.

План побега, предложенный Гумером Сали, состоял в следующем. Его сестра⁴⁴ Мариям должна была прибыть в Ленинград из родного села (Актуково). Во время встречи с Бигеевым ей предстояло обсудить детали перехода через границу. Здесь же в Ленинграде они должны были ждать прибытия проводника из Финляндии, в задачи которого входило сопровождения их до советско-финской границы и обеспечения их безопасного перехода⁴⁵. Реализация плана была запланирована на лето или осень 1930 г. Это все, что известно о деталях побега из материалов дела.

Для реализации плана Гумеру Сали нужны были помощники среди ленинградских татар. Он отправил сразу трем своим односельчанам из Актуково: Ярулле Садретдинову (1890 г.р.), Андержану Зайнетдинову (1882 г.р.) и Динмухамету Айнетдинову (1882 г.р.) письмо⁴⁶, в котором сообщал, что Мариям приедет в ближайшее время в Ленинград – лечить глаза. Гумер Сали просил приютить Мариям у них на квартире⁴⁷.

Далее, если верить показаниям Зайнетдинова, когда Мариям прибыла в Ленинград, он обратил внимание на то, что она не спешит идти к врачу и на проблемы с глазами не жалуется⁴⁸. Вскоре выяснилась истинная цель прибытия Мариям. Тогда Зайнетдинов, Садретдинов и Айнетдинов собрались на совещание. Хорошо понимая, чем им грозит раскрытие планов побега Бигеева, они приняли решение немедленно отправить девушку обратно в село⁴⁹. Таким образом, план Гумера Сали сорвался. Эти показания, впрочем, вступают в диссонанс с формулировкой в обвинительном заключении по делу, в котором отмечается, что побег не состоялся «лишь благодаря перемене плана побега Бигеевым – в Кашгарию»⁵⁰.

Но что же в таком случае заставило Бигеева отказаться от «финляндского» варианта побега? Даже если предположить, что план Гумера Сали действительно сорвался по причине вынужденного возвращения Мариям в родное село, ничто не мешало через некоторое время вновь повторить попытку. Значит, Бигеев руководствовался соображениями иного рода. Возможно, в конце 1930 г. его присутствие требовалось не в Финляндии, а именно в Восточном Туркестане. Но для чего?

В апреле 1931 г. в этом регионе началось восстание против китайских колонизаторов. В мятеже участвовали не только уйгуры, но и представители других народов, проживавших в регионе. Восставшие выступали с антикитайскими, панисламистскими и пантюркистскими лозунгами⁵¹. Событиям 1931 г. предшествовало восстание дунган в 1928 г. в провинции Ганьсу, жестоко подавленное китайскими властями. Основных причин этому было несколько: усилившаяся с 1928 г. китаизация региона (в т. ч. наделение приезжих китайцев землей за счет местных крестьян), введение ограничений на торговлю с Западным Туркестаном, усиление налогового бремени (в т. ч. введение незаконных поборов местной китайской администрацией).

Таким образом, если целью Бигеева было спасение жизни, то едва ли Восточный Туркестан за несколько месяцев до революционных событий мог быть безопасным местом для ученого. О том, что происходило в регионе, он был хорошо информирован благодаря кашгарским купцам, посещавшим его в Ленинграде. Иными словами, Бигеев знал, в какой непростой момент он едет в Восточный Туркестан. Быть может, именно потому, что Муса эфенди прекрасно представлял ситуацию в регионе, он отправился не в находившуюся под боком Финляндию, а через всю страну в Кашгар – с целью поддержания своих единоверцев⁵²?

Так, согласно материалам того же уголовного дела 1931 г., «при переходе границы Бигеев перед тысячной толпой мусульман выступил с реакционной речью. Указывал о преследовании в СССР религии и национальном угнетении мусульман». Из этого фрагмента не понятно, где выступал Бигеев – до перехода границы, то есть на территории СССР или уже в Кашгаре? По контексту фразы более логичен второй вариант: зачем Бигееву рассказывать о притеснении религии в СССР людям, которые не понаслышке знакомы с положением дел? И самое главное: для чего Бигееву нужно было привлекать к себе внимание со стороны властей, собирая многолюдный митинг, если он намеревался нелегально пересечь границу? Таким образом, если верна сама информация о его выступлении, то оно могло иметь место только за рубежом, в Восточном Туркестане.

Границу СССР с китайским Туркестаном Бигеев пересек вместе с торговым караваном. Первым населенным пунктом, куда он прибыл, был городок Симхан. Далее его путь лежал в Кашгар. Здесь Бигеев планировал преподавать в одном из медресе⁵³.

Однако в Кашгаре Муса эфенди пробыл недолго – до весны 1931 г. (то есть как раз до начала Уйгурского восстания 1931-1934 гг.) и вскоре отправился в Кабул, несмотря на то, что его первоначальные планы были иными⁵⁴. По данным, приводимым турецким историком А. Канлидере, Муса эфенди был выслан из Восточного Туркестана китайской администрацией региона⁵⁵. Путь до Кабула через горные перевалы занял почти четыре месяца⁵⁶. Под китайским конвоем Бигеева доставили то ли до афганской границы, то ли до самого Кабула, где он был передан под покровительство местных властей.

С тех пор ни в Кашгар, ни в другие города Восточного Туркестана Муса эфенди не возвращался. Не был он больше и на территории Китая, несмотря на то, что впоследствии много путешествовал по странам Азии. Не связан ли вынужденный отъезд Бигеева из Кашгара с его выступлением и иной политической активностью? Ответ на этот вопрос, по-видимому, следует искать в архивах Китая.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Хайрутдинов А. Муса Бигиев об абсолютности Божьей милости. – Казань: Иман, 1998; Гимадиев И. Ф. Иранская культура глазами Мусы Бигиева (по материалам книги «Ваши‘а фи накд ‘акаид аш-ши‘а») // Гасырлар авазы ‒ Эхо веков. – 2002. – № 1/2. – С. 243-247; Шагавиев Д. А. Татарская богословско-философская мысль (XIX – нач. XX вв.): курс лекций. – Казань, 2008. – С. 76-85; Хайрутдинов А. Г. М. Бигиев об обновлении мусульманской правовой системы // Бигиевские чтения: богословская мысль российских мусульман XIX – начала XX вв.: сборник научных статей / Сост. И. А. Зарипов. – М., 2015. – С. 73-84 и др.
2. Хайрутдинов А. Последний татарский богослов: (Жизнь и наследие Мусы Джаруллаха Бигиева). – Казань, 1999; Тагирджанова А. Н. Книга о Мусе-эфенди, его времени и современниках: сборник историко-биографических материалов. – Казань, 2010; Беккин Р. И. Муса Бигеев как лидер мусульманской общины Петрограда (по материалам писем Мусы Джаруллаха Бигеева к Мухаммед-Алиму Максутову) // Из истории и культуры народов Среднего Поволжья. – 2017. – № 7. – C. 227-235.
3. Сафаров М. Неизвестная фотография Мусы Бигеева: из истории московской мусульманской общины 1920-х гг. // Медина аль-Ислам. – 2015. – № 5. – С. 14; Гусева Ю. Муса Бигиев и его усилия в деле объединения российских мусульман // II Бигиевские чтения – 2015. Мусульманская мысль в XXI веке: единство традиции и обновления = II International scientific and educational conference «Bigiyev Readings’: Islamic Thought in the 21st Century: the Unity of Tradition and Renewal: материалы II Международной науч.  – образовательной конф., г. Санкт-Петербург, 17-20 мая 2015 г.  – М., 2016. – C. 109.
4. Исключение составляет «Книга о Мусе-эфенди, его времени и современниках» А. Н. Тагирджановой, где рассматривается, помимо прочего, период с 1917 по 1930 г. Однако в данной работе основную часть источников составляют газетные публикации, относящиеся к рассматриваемому периоду, а не первоисточники, позволяющие пролить свет на деятельность М. Бигеева в качестве руководителя общины. Данному вопросу, в частности, посвящена статья: Беккин Р. И. Муса Бигеев как лидер мусульманской общины Петрограда (по материалам писем Мусы Джаруллаха Бигеева к Мухаммед-Алиму Максутову) // Из истории и культуры народов Среднего Поволжья. – 2017. – № 7. – C. 227-235.
5. Бигиев М. Дж. Избранные труды: в 2 т. / Сост., подгот., пер. с осман., введ. и прим. А. Хайрутдинова. – Казань, 2006. – Т. 2; Бигиев М. Д. Избранные труды / Сост. и пер. с османского яз., введ., сн. и коммент. А. Хайрутдинова. – Казань, 2014; Хайрутдинов А. Г. Хадж-наме Мусы Бигеева. Муса Бигиевнең 1927нче елгы хаҗнамәсе (хәзерге татар теленә тәрҗемә) // Хадж российских мусульман. (Ежегодный сборник путевых заметок о хадже). – № 8. – С. 15-53.
6. По другим данным – декабрь 1930 г.
7. Якупов В. Богословская династия Баязитовых // Янбаева Я. Потомки Баязитова. – Казань, 2009. – С. 7.
8. C 1922 по 1928 г. М.-С. Баязитов работал переводчиком губернского отдела ЗАГСа.
9. Иванов М. Соборная мечеть в Петербурге. – СПб., 2006. – С. 37-38.
10. Подробнее о Халекове см.: Беккин Р. И. Имам Якуб Халеков и мусульманская община советского Петрограда-Ленинграда // Российская история. – 2017. – № 1. – С. 148-156; Его же. «К татарам советская власть относится плохо...» (Судьба имама Я. К. Халекова) // Уральский исторический вестник. – 2018. – № 1. – С. 82-90. Возможно, что Бигеев руководствовался также и другими мотивами. Например, учитывал то обстоятельство, что татары-нижгары, верные традициям землячества, с большей радостью видели бы в качестве имама мечети своего земляка из Нижегородчины.
11. Как отмечал имам-хатиб Соборной мечети Я. Халеков: «Бигеев свои взгляды высказывает во время проповедей в мечети, при посещении татар на квартирах и приглашал нас, мулл, к себе в гости. Но говорит он очень туманно, так что культурно отсталый татарин вряд ли поймет его речи» (Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, П-74704, т. 2, л. 171-172).
12. Об этом свидетельствуют документы в необработанном фонде Соборной мечети в Научно-историческом архиве Государственного музея истории религии (г. Санкт-Петербург). Подробнее об аресте Бигеева см.: Хайрутдинов А. Г. Наследие Муса Джаруллаха Бигиева: сборник документов и материалов. – Ч. I. – Казань, 2000. – C. 5-16.
13. Подробнее об этом см.: Беккин Р. И. Муса Бигеев как лидер мусульманской общины Петрограда (по материалам писем Мусы Джаруллаха Бигеева к Мухаммед-Алиму Максутову) // Из истории и культуры народов Среднего Поволжья. – 2017. – № 7. – C. 227-235.
14. В частности двух уголовных дел 1931 и 1932 гг., в результате которых были арестованы и приговорены к различным срокам заключения имамы Соборной мечети Я. Халеков (1931 г.), К. Басыров (1931 г.), М.-С. Баязитов (1932 г.), а также члены приходского совета («двадцатки»).
15. Такой источник, как письма, безусловно представлял бы особую ценность при изучении жизни мусульманской общины города на Неве в рассматриваемую эпоху. Значительный интерес представляют письма М. Бигеева и других представителей ленинградской общины, адресованные татарам, проживавшим в Финляндии и Германии. Но этот источник пока недостаточно изучен. При практически полном отсутствии мемуарных свидетельств современников Бигеева, знавших его в ленинградский период (т. е. в 1920-е гг.), историку приходится довольствоваться лишь небольшим объемом источников. Неудивительно поэтому, что история мусульманской общины Ленинграда также содержит немало «белых пятен», подобно биографии Мусы эфенди.
16. Исхаков Лутфулла Фаткулович (ум. 1925) – мусульманский религиозный деятель. В 1907-1912 гг. – имам Четвертого (неофициального) магометанского прихода в Петербурге. В 1917-1922 гг. – имам в Соборной мечети Петрограда. В 1922 г. эмигрировал в Финляндию.
17. Вот что писал о событиях 1920 г. муфтий Г. Баруди: «Из Петрограда приехал мухтасиб, мулла Латифулла-эфенди… Из петроградских новостей: поскольку возникла угроза, что отберут новую мечеть, ее спешно открыли и стали проводить в ней пятничные молебствия» (Баруди Г. Памятная книжка. – Казань, 2000. – С. 76).
18. В 1926 г. из Кронштадта выслали имама и четырех членов приходского совета. В 1927 г. командир порта предъявил мечети иск на сумму тысяча рублей за неуплату арендной платы. 27 ноября 1927 г. мечеть выселили из занимаемого здания, а доходы от проданного имущества были направлены в казну. Подробнее об истории военно-морской мечети в Кронштадте см.: Беккин Р. И. Мусульманская община Кронштадта XIX – начала XX в. // Гасырлар авазы ‒ Эхо веков. – 2016. – № 1/2. – С. 238-245.
19. В одном из документов данная комиссия названа Комиссией по проведению работы по закрытию мечети (Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, П-74704, т. 2, л. 251).
20. Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, П-74704, т. 2, л. 251.
21. Там же, л. 250.
22. Там же, л. 250 об.
23. Там же.
24. Тагирджанова А. Н. Мечети Петербурга: проекты, воплощение, история мусульманской общины. – СПб., 2014. – С. 90.
25. Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, П-74176, т. 1, л. 47 об.
26. Гимадеев И. Ф. Муса Бигиев о Всероссийском мусульманском съезде. Электронный ресурс. Режим доступа: www.idmedina.ru/books/materials/rmforum/1/sect1_gimad.htm.
27. Сафаров М. Неизвестная фотография Мусы Бигеева: из истории московской мусульманской общины 1920-х гг. // Медина аль-Ислам. – 2015. – № 5. – С. 14.
28. Тагирджанова А. Н. Книга о Мусе-эфенди, его времени и современниках: сборник историко-биографических материалов. – Казань, 2010. – С. 225. Скорее всего, Бигеев отправился в Среднюю Азию поездом Москва – Ташкент, который шел через Оренбург.
29. Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, П-74176, т. 1, л. 51 об.
30. В своих показаниях, данных им во время следствия, Сулейман Батырбаев, шурин имама Халекова, называет организаторами побега Абдурахмана Насрединова и Ахунбаева (Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, П-74704, т. 1, л. 167 об.).
31. Сулейман Батырбаев сообщал на следствии: «Бигеев имеет связь с представителями крупного кашгарского купца-миллионера Ахунбаева – Насретдиновым… которые снабжают его деньгами». О связях Бигеева с кашгарскими купцами говорили и другие фигуранты уголовного дела 1931 г. (Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, П-74704, т. 1, л. 118, 167, 185, 287).
32. Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, П-74704, т. 1, л. 167; П-74176, т. 1, л. 46.
33. Там же, П-74176, т. 1, л. 45 об.
34. Там же.
35. Там же.
36. Там же, л. 46.
37. Например, имамы Я. Халеков и Басыров и еще семь человек получили 10 лет концлагерей. Другие фигуранты дела получили по 5 лет или по 3 года. (Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, П-74704, т. 2, л. 394).
38. Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, П-74176, т. 1, л. 51 об.-52.
39. Можно допустить, что в случае, если родные Бигеева знали о готовящемся побеге, письмо имело целью доказать их алиби и было результатом осознанной стратегии Мусы эфенди.
40. Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, П-74704, т. 2, л. 383.
41. Там же.
42. В первую половину 1920-х гг. Гумер Сали проживал в Ленинграде и был хорошо знаком с Мусой эфенди. Он занимался торговлей, но, когда политика НЭПа стала сворачиваться, принял решение эмигрировать. В 1926 г. он прибыл в Финляндию. Судя по всему, советско-финскую границу он пересек нелегально. Гумер Сали вместе со своим братом был одним из наиболее активных спонсоров мусульманской общины Ленинграда наряду с Зинетуллой Имадетдином (Ахсаном Бёре) и братьями Жамелатдиновыми.
43. Тагирджанова А. Н. Книга о Мусе-эфенди, его времени и современниках: сборник историко-биографических материалов. – Казань, 2010. – С. 222.
44. По другим данным, Мариям была двоюродной сестрой Гумера Сали, еще по одним – его теткой (Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, П-74704, т. 1, л. 160, 161 об.).
45. Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, П-74704, т. 1, л. 173 об.
46. Ягублу Н. Энциклопедия Мухаммеда Эмина Расулзаде. – М., 2015. – С. 82.
47. Айда А. Садри Максуди Арсал / Пер. с тур. В. Б. Феоновой. – М., 1996. – С. 117.
48. «Для встречи с лодочниками из Финляндии Г. Баттал вместе с одним ребенком и мишарином средних лет направился в Ораниенбаум. Здесь он до вечера гулял у лесистого берега и затем в заброшенном доме прождал наступление времени отправки. На лодке с двумя финскими гребцами-контрабандистами туманной ночью между 9-10 часами по волновавшемуся морю он устремился на финский берег, где не было большевизма. На берегу его задержали солдаты, и он был направлен на карантин. Через некоторое время его отпустили. (Биринджи А. Габдулла Баттал-Таймас. История жизни одного ученого из Казани // Научный Татарстан. – 2011. – № 2. – С. 186).
49. Подробнее об этом см.: Ларионов В. А. Боевая вылазка в СССР: Записки организатора взрыва Ленингр. центр. партклуба, (июнь 1927 года). – Paris, 1931.
50. Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, П-74704, т. 2, л. 377.
51. С 1948 г. – г. Зеленогорск. В 1926 г. на даче Тифитуллина выступал с лекцией о тюрко-финском происхождении татар Садри Максуди. (Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, П-74704, т. 2, л. 378).
52. Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, П-74704, т. 2, л. 378.
53. Все трое жили в Ленинграде на одной квартире по адресу: Апраксин пер., д. 10/12, кв. 32. Садретдинов и Айнетдинов занимались торговлей, а Зайнетдинов был оформлен чернорабочим на фабрике «Красный треугольник» (на складе галош).
54. Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, П-74704, т. 1, л. 160.
55. Там же.
56. Там же, л. 173 об. Это, впрочем, не спасло всех троих от сурового приговора. Они получили 10 лет концлагерей каждый (Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, П-74704, т. 2, л. 394).
57. Архив УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, П-74704, т. 2, л. 381.
58. Бармин В. А. Нераскрытые тайны дунганского «Бонапарта». (О роли советского фактора в судьбе руководителя повстанческого движения коренных народов Синьцзяна 1931-1934 гг. Ма Чжунъина) // Известия Алтайского государственного университета. Серия: История. Исторические науки. – Барнаул, 2012. – № 4-2 (76). – С. 28.
59. Об особом отношении Бигеева к Восточному Туркестану свидетельствует в частности следующий факт. Будучи направленным на Мекканский конгресс 1926 г. от мусульман Москвы Муса эфенди в интервью турецкой прессе заявил, что является представителем Китайского Туркестана. Как отмечается в другом документе Восточного отдела ОГПУ, во время всего пребывания Бигеева за границей в 1926 г. он везде выступал в качестве делегата от Китайского Туркестана (см.: Ислам и советское государство. Вып. 1: по материалам Восточного отдела ОГПУ. 1926 г. – М., 2010. – С. 75, 141).
60. Хайрутдинов А. Последний татарский богослов: (Жизнь и наследие Мусы Джаруллаха Бигиева). – Казань, 1999. – С. 54.
61. «Он собирался обосноваться здесь насовсем, получив какую-нибудь должность в одном из медресе этого города. Но это намерение было разрушено запретом китайских властей. Мусе Джаруллаху пришлось покинуть Китай и, совершив четырехмесячное верховое путешествие через хребты, дремучие леса и альпийские пастбища Малого Памира, искать убежища в Афганистане» (см.: Хайрутдинов А. Последний татарский богослов: (Жизнь и наследие Мусы Джаруллаха Бигиева). – Казань, 1999. – С. 54.
62. Kanlidere A. Kadimle Cedid Arasında: Musa Cârullah. – Istanbul, 2005. – S. 119.
63. Там же.

Список литературы

Айда А. Садри Максуди Арсал / Пер. с тур. В. Б. Феоновой. – М., 1996. – 359 с.

Бармин В. А. Нераскрытые тайны дунганского «Бонапарта» (о роли советского фактора в судьбе руководителя повстанческого движения коренных народов Синьцзяна 1931-1934 гг. Ма Чжунъина) // Известия Алтайского государственного университета. Серия: История. Исторические науки. – Барнаул. ‒ 2012. – № 4-2 (76). – С. 27-35.

Баруди Г. Памятная книжка. – Казань, 2000. – 148 с.

Беккин Р. И. Имам Якуб Халеков и мусульманская община советского Петрограда-Ленинграда // Российская история. – 2017. – № 1. – С. 148-156.

Беккин Р. И. «К татарам советская власть относится плохо...» (Судьба имама Я. К. Халекова) // Уральский исторический вестник. – 2018. – № 1. – С. 82-90.

Беккин Р. И. Муса Бигеев как лидер мусульманской общины Петрограда (по материалам писем Мусы Джаруллаха Бигеева к Мухаммед-Алиму Максутову) // Из истории и культуры народов Среднего Поволжья. – 2017. – № 7. – C. 227-235.

Беккин Р. И. Мусульманская община Кронштадта XIX – начала XX в. // Гасырлар авазы ‒ Эхо веков. – 2016. – № 1/2. – С. 238-245.

Бигиев М. Д. Избранные труды / Сост. и пер. с османского яз., введ., сн. и коммент. А. Хайрутдинова. – Казань, 2014. – 398 с.

Бигиев М. Дж. Избранные труды: в 2 т. / Сост., подгот., пер. с осман., введ. и прим. А. Хайрутдинова. – Казань, 2006. – Т. 2. – 256 с.

Биринджи А. Габдулла Баттал-Таймас. История жизни одного ученого из Казани // Научный Татарстан. – 2011. – № 2. – С. 185-190.

Гусева Ю. Муса Бигиев и его усилия в деле объединения российских мусульман // II Бигиевские чтения – 2015. Мусульманская мысль в XXI веке: единство традиции и обновления = II International scientific and educational conference «Bigiyev Readings’: Islamic Thought in the 21st Century: the Unity of Tradition and Renewal: материалы II Международной науч.  – образовательной конф., г. Санкт-Петербург, 17-20-мая 2015 г.  – М., 2016. – C. 109-114.

Иванов М. Соборная мечеть в Петербурге. – СПб., 2006. – 90 с.

Ислам и советское государство. Вып. 1: по материалам Восточного отдела ОГПУ. 1926 г. – М., 2010. – 145 с.

Ларионов В. А. Боевая вылазка в СССР: Записки организатора взрыва Ленингр. центр. партклуба, (июнь 1927 года). – Paris, 1931. – 71 с.

Сафаров М. Неизвестная фотография Мусы Бигеева: из истории московской мусульманской общины 1920-х гг. // Медина аль-Ислам. – 2015. – № 5. – С. 14.

Тагирджанова А. Н. Книга о Мусе-эфенди, его времени и современниках: сборник историко-биографических материалов. – Казань, 2010. – 558 с.

Тагирджанова А. Н. Мечети Петербурга: проекты, воплощение, история мусульманской общины. – СПб., 2014. – 163 с.

Хайрутдинов А. Муса Бигиев об абсолютности Божьей милости. – Казань: Иман, 1998. – 41 с.

Хайрутдинов А. Последний татарский богослов: (Жизнь и наследие Мусы Джаруллаха Бигиева). – Казань, 1999. – 138 с.

Хайрутдинов А. Г. М. Бигиев об обновлении мусульманской правовой системы // Бигиевские чтения: богословская мысль российских мусульман XIX – начала XX вв.: сборник научных статей / Сост. И. А. Зарипов. – М., 2015. – С. 73-84.

Хайрутдинов А. Г. Наследие Муса Джаруллаха Бигиева: сборник документов и материалов. – Казань, 2000. – Ч. I. – 73 с.

Хайрутдинов А. Г. Хадж-наме Мусы Бигеева. Муса Бигиевнең 1927 нче елгы хаҗнамәсе (хәзерге татар теленә тәрҗемә) // Хадж российских мусульман. (Ежегодный сборник путевых заметок о хадже). – 1927. – № 8. – С. 15-53.

Шагавиев Д. А. Татарская богословско-философская мысль (XIX – нач. XX вв.): курс лекций. – Казань, 2008. – 167 с.

Ягублу Н. Энциклопедия Мухаммеда Эмина Расулзаде. – М., 2015. – 448 с.

Якупов В. Богословская династия Баязитовых // Янбаева Я. Потомки Баязитова. – Казань, 2009. – С. 3-8.

Kanlidere A. Kadimle Cedit Arasında: Musa Cârullah. – Istanbul, 2005. – 277 s.

References

Ajda A. Sadri Maksudi Arsal. Per. s tur. V. B. Feonovoj [Sadri Maksudi Arsal. Translated from Turkish by V. B. Feonova]. Moscow, 1996, 359 p.

Barmin V. A. Neraskry`ty`e tajny` dunganskogo «Bonaparta» (o roli sovetskogo faktora v sud`be rukovoditelya povstancheskogo dvizheniya korenny`x narodov Sin`czzyana 1931-1934 gg. Ma Chzhun``ina) [Some undiscovered secrets of the Dungan “Bonaparte” (the role of the Soviet factor in the fate of Ma Zhongying, the head of the rebel movement of the indigenous peoples of Xinjiang (1931-1934)]. IN: Izvestiya Altajskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Istoriya. Istoricheskie nauki [Izvestiya of Altai State University Journal. History and historical sciences]. Barnaul, 2012, no. 4-2 (76), p. 27-35.

Barudi G. Pamyatnaya knizhka [Commemorative book]. Kazan, 2000, 148 p.

Bekkin R. I. Imam Yakub Khalekov i musul`manskaya obshhina sovetskogo Petrograda-Leningrada [Imam Yaqub Khalekov and the Muslim community in Soviet Petrograd-Leningrad]. IN: Rossijskaya istoriya, 2017, no. 1, pp. 148-156.

Bekkin R. I. «K tataram sovetskaya vlast` otnositsya ploxo...» (Sud`ba imama Ya. K. Khalekova) [“To the Tatars the Soviet power is ill disposed...” (the life of imam Ya. K. Khalekov)]. IN: Ural`skij istoricheskij vestnik, 2018, nо. 1, pp. 82-90.

Bekkin R. I. Musa Bigeev kak lider musul`manskoj obshhiny` Petrograda (po materialam pisem Musy` Dzharullaxa Bigeeva k Muxammed-Alimu Maksutovu) [Musa Bigeev as a leader of the Muslim community in Petrograd (two unknown letters of Musa Jarullah Bigeev to Muhammad-Alim Maksutov)]. IN: Iz istorii i kul`tury` narodov Srednego Povolzh`ya, 2017, no. 7, pp. 227-235.

Bekkin R. I. Musul`manskaya obshhina Kronshtadta XIX – nachala XX v. [Muslim community of Kronstadt in XIX – early XX century]. IN: Gasyrlar avazy ‒ Eho vekov, 2016, no. 1/2, pp. 238-245.

Bigiev M. D. Izbranny`e trudy`. Sost. i per. s osmanskogo yaz., vved., sn. i komment. A. Khairutdinova [Selected works. Ed. and transl. from Ottoman language, introduction and comments by A. Khairutdinov]. Kazan, 2014, 398 p.

Bigiev M. Dzh. Izbranny`e trudy` v 2 t. Sost., podgot., per. s osman., vved. i prim. A. Khairutdinova [Selected works in 2 vol. Ed. and transl. from Ottoman language, introduction and comments by A. Khairutdinov]. Kazan, 2006, vol. 2, 256 p.

Birindzhi A. Gabdulla Battal-Tajmas. Istoriya zhizni odnogo uchenogo iz Kazani [Gabdulla Battal-Taymas. The life story of one scholar from Kazan]. IN: Nauchny`j Tatarstan, 2011, no. 2, pp. 185-190.

Guseva Yu. Musa Bigiev i ego usiliya v dele ob``edineniya rossijskix musul`man [Musa Bigiyev and his efforts to unite Russian Muslims]. IN: II Bigievskie chteniya – 2015. Musul`manskaya my`sl` v XXI veke: edinstvo tradicii i obnovleniya [II International scientific and educational conference «Bigiyev Readings’: Islamic Thought in the 21st Century: the Unity of Tradition and Renewal]. Moscow, 2016, pp. 109-114.

Ivanov M. Sobornaya mechet` v Peterburge [The Cathedral mosque in Petersburg]. St. Petersburg, 2006, 90 p.

Islam i sovetskoe gosudarstvo. Vy`p. 1: po materialam Vostochnogo otdela OGPU. 1926 g. [Islam and the Soviet state. Vol. 1: materials of the Eastern Department of the OGPU, 1926]. Moscow, 2010, 145 p.

Khayrutdinov A. G. Hajj-name Musy` Bigeeva. Musa Bigievneң 1927 nche elgy khaҗnamаse (khаzerge tatar telenе tеrҗemе) [Hajj-name of Musa Bigeev.]. IN: Hajj rossiyskykh musul`man (Ezhegodniy sbornik putevykh zametok o hajje) [Hajj of Russian Muslims. Yearbook of hajj-name], 1927, no. 8, pp. 15-53.

Khayrutdinov A. G. M. Bigiev ob obnovlenii musul`manskoj pravovoj sistemy` [M. Bigiyev on the renewal of the Muslim legal system]. IN: Bigievskie chteniya: bogoslovskaya my`sl` rossijskix musul`man XIX – nachala XX vv.: sbornik nauchny`x statej [Zaripov I. A. (ed.) Bigiyev Readings’: Islamic Thought of Russian Muslims in 19 – beginning of 20 century: collection of academic works]. Moscow, 2015, pp. 73-84.

Khayrutdinov A. Musa Bigiev ob absolyutnosti Bozh`ej milosti [Musa Bigiyev on the all-encompassing of God’s mercy]. Kazan, 1998, 41 p.

Khayrutdinov A. G. Nasledie Musa Jarullaha Bigieva: sbornik dokumentov i materialov [Musa Jarullah Bigiyev’s heritage: a collection of documents and materials]. Kazan, 2000, vol. I, 73 p.

Khayrutdinov A. Poslednij tatarskij bogoslov: (Zhizn` i nasledie Musy` Jarullaha Bigieva) [The Last Tatar Theologian: (The Life and Heritage of Musa Jarullah Bigiyev)]. Kazan, 1999, 138 p.

Larionov V. A. Boevaya vy`lazka v SSSR: Zapiski organizatora vzry`va Leningr. centr. partkluba, (iyun` 1927 goda) [The armed raid into the USSR: memoires of the organizer of the explosion in the Leningrad Central Communist party club (June 1927)]. Paris, 1931, 71 p.

Safarov M. Neizvestnaya fotografiya Musy` Bigeeva: iz istorii moskovskoj musul`manskoj obshhiny` 1920-x gg. [Unknown photograph of Musa Bigeev: from the history of the Moscow Muslim community of the 1920s]. IN: Medina al`-Islam, 2015, no. 5, p. 14.

Shagaviev D. A. Tatarskaya bogoslovsko-filosofskaya my`sl` (XIX – nach. XX vv.) [Tatar theological-philosophical thought (XIX ‒ early XX cent.)]. Kazan, 2008, 167 p.

Tagirdzhanova A. N. Kniga o Muse-e`fendi, ego vremeni i sovremennikax: sbornik istoriko-biograficheskix materialov [A book about Musa-efendi, his time and contemporaries: a collection of historical and biographical materials]. Kazan, 2010, 558 p.

Tagirdzhanova A. N. Mecheti Peterburga: proekty`, voploshhenie, istoriya musul`manskoj obshhiny` [Mosques of St. Petersburg: projects, embodiment, history of the Muslim community]. St. Petersburg, 2014, 163 p.

Yagublu N. E`nciklopediya Muhammeda Emina Rasulzade [Muhammed Emin Rasulzade: Encyclopedia]. Moscow, 2015, 448 p.

Yakupov V. Bogoslovskaya dinastiya Bayazitovy`kh [The Bayazitovs’ dynasty of Islamic scholars]. IN: Yanbaeva Ya. Potomki Bayazitova [Descendants of Bayazitov]. Kazan, 2009, pp. 3-8.

Сведения об авторе

Беккин Ренат Ирикович, профессор РАН, доктор экономических наук, кандидат юридических наук, ведущий научный сотрудник Института Африки Российской академии наук, e-mail: bekkin@mail.ru.

About the author

Renat I. Bekkin, Professor of the Russian Academy of Sciences, D. Sc. in Economics, Ph. D. in Law, Leading research fellow at the Institute for African Studies (the Russian Academy of Sciences), e-mail: bekkin@mail.ru.

В редакцию статья поступила 26.09.2018 г., опубликована:

Беккин Р. И. «Я мог бы бежать и в Финляндию» (История одного несостоявшегося побега Мусы Бигеева) // Гасырлар авазы ‒ Эхо веков. ‒ 2018. ‒ № 4. ‒ С. 88-102.

Submitted on 26.09.2018, published:

Bekkin R. I. “Ya mog by bezhat’ i v Finlyandiyu” (Istoriya odnogo nesostoyavshegosya pobega Musy Bigeeva) [“I could have fled to Finland” (The story of Musa Bigeev’s failed escape)]. IN: Gasyrlar avazy ‒ Eho vekov, 2018, no. 4, pp. 88-102.

* Слово написано не разборчиво.