Я. Руднева. «Я, как лицо иудейского вероисповедания, в университет не попала» (О еврейских девушках — вольнослушательницах...

«Я, как лицо иудейского вероисповедания, в университет не попала»

(О еврейских девушках — вольнослушательницах

Казанского университета начала XX в.)*

Осенью 1905 г. советы российских университетов, воспользовавшись автономией, предоставленной 27 августа 1905 г. Высочайшим указом о временных правилах по управлению университетами, приняли решение об отмене процентных норм в отношении лиц иудейского вероисповедания и о допуске к занятиям женщин. Несмотря на то, что система университетского образования в России во второй половине XIX — начале XX вв. являлась важнейшим рычагом государственного регулирования сословного, религиозного, национального и полового состава интеллигенции, события Первой российской революции временно парализовали бюрократический аппарат и дали возможность профессорским коллегиям осуществить задуманное. В результате в 1906-1908 гг. состав российского студенчества по национально-конфессиональному признаку претерпел значительные изменения**.

С 1905 г. в российских университетах появились и женщины***. По поводу национально-конфессионального состава универсанток Совет министров в Особом журнале от 4 сентября 1908 г. вынужден был констатировать следующее: «…состав слушательниц оказался крайне пестрым, причем значительная часть их принадлежит к лицам еврейского происхождения»¹. Действительно, около половины вольнослушательниц оказались «лицами иудейского вероисповедания»****. Для российской государственной и частной высшей школы этот показатель являлся беспрецедентным, так как трехпроцентная норма приема евреев распространялась и на такие крупнейшие высшие женские учебные заведения, как Санкт-Петербургский женский медицинский институт, Санкт-Петербургские высшие женские курсы (Бестужевские), Московские высшие женские курсы (бывшие Герье)².

Чем привлекал еврейскую женщину университет? Во-первых, с 1879 г. евреи, окончившие курс в российских высших учебных заведениях, получили постоянное право «повсеместного жительства», неограниченного «чертой оседлости». Во-вторых, «учительствовать» лицам иудейского вероисповедания по закону было запрещено, а вот евреи-врачи могли «поступать в медицинскую службу по ведомству Министерства народного просвещения и внутренних дел, без ограничения места пребывания их чертою, для постоянной оседлости евреев определенною…»³ Поэтому приоритетным в выборе профессиональной деятельности для евреек был медицинский факультет. В то время как в Санкт-Петербургском женском медицинском институте действовала трехпроцентная норма приема, в российских университетах, по данным Министерства народного просвещения, на медицинском факультете обучались 46,4 % евреек от общего количества вольнослушательниц⁴. Наконец, в 1905-1906 гг. на волне общественно-политического подъема началась подготовка нового университетского устава, и российские женщины были уверены в том, что обучение в университете гарантирует им гражданские права наравне с мужчинами*.

Гражданская дискриминация не только по половому, но и по конфессиональному признаку вынуждала еврейскую женщину проявлять более высокий уровень социальной активности. Еврейки, стремившиеся в российские университеты, были в среднем на два года моложе представительниц других национально-конфессиональных групп⁵, более мотивированно выбирали профиль обучения и для достижения поставленной цели чаще использовали стратегию «выживания любой ценой». Защитный механизм включал не только демонстрацию ожидаемого, «правильного» поведения с точки зрения социально одобряемых стандартов, но и репрезентацию собственной исключительности. Неслучайно, в прошениях о зачислении в университет еврейские девушки акцентировали внимание на «безграничной любви к отечеству своему России»⁶, желании «неустанно работать на пользу страждущему человечеству»⁷ и серьезности намерений в отношении «избранного учебного пути»⁸. Но чаще использовалось автобиографичное и эмоциональное описание превратностей «немилосердной судьбы»⁹ и личных, как правило, «исключительных» обстоятельств, препятствующих «чистому и честному желанию получить высшее образование в университете»¹⁰. В качестве одного из главнейших препятствий на избранном пути указывалась национальная принадлежность, которая мешала еврейским девушкам служить Родине «по призванию».

Мотив служения отечеству «по призванию» — социально одобряемый стандарт рассматриваемого периода. В конце XIX — начале XX вв. в России профессия рассматривалась как «призвание», как «образ жизни», предполагавший бескорыстное служение обществу. Неслучайно, по результатам еврейских студенческих самопереписей в Киеве в 1909 г. (518 участниц) и Москве в 1913 г. (231 участница), имевших неофициальный характер и осуществлявшихся самими студентами, более половины респонденток указали в качестве основного мотива поступления в высшее учебное заведение — «призвание»¹¹. Характерно, что организаторы самопереписей зафиксировали у большинства курсисток слабо выраженное национальное самосознание вследствие полного отсутствия систематического начального и среднего еврейского образования, а также «связи с еврейским языком»¹².

Осенью 1906 г. «лица женского пола» иудейского вероисповедания впервые приступили к слушанию лекций в Казанском императорском университете. Только треть из них оказались уроженками Казани и Казанской губернии*. Как и большинство современниц, они мечтали о «медицинском поприще»**. Но на первый курс медицинского факультета было зачислено всего двенадцать вольнослушательниц, из них две еврейки: медалистка, выпускница Екатеринбургской гимназии Кливанская Евгения¹³ и «аптекарская помощница», выпускница Симбирской гимназии Масин-Зон Рахиль¹⁴.

Девушкам, не прошедшим по конкурсу, ректор посоветовал начать обучение на естественном отделении физико-математического факультета. В соответствии «с постановлением Совета профессоров медицинского факультета»¹⁵ в следующем учебном году им гарантировалось зачисление на первый курс вне конкурса «сверхкомплекта» при выполнении ряда условий: сдаче всех обязательных работ наравне со студентами I и II семестра физико-математического факультета и дополнительных экзаменов по латинскому языку и физике. Среди девушек, добивавшихся перевода на медицинский факультет, оказались Авербах Сора-Поза, Розенблюм Рахиль, Городецкая Рахиль, Миркина Ревекка, Каменецкая Шейна-Ента¹⁶.

В 1907 г. ситуация оказалась еще сложнее: на медицинский факультет прием для женщин был закрыт, а естественное отделение физико-математического факультета переполнено***. С условием последующего перевода на «заветный» медицинский девушки поступали даже на «бесперспективный» историко-филологический факультет. Так, «купеческая дочь» Литвин Ханна писала: «Не надеясь поступить на медицинский факультет, но, желая продолжить образование, прошу зачислить меня вольнослушательницей на историко-филологический факультет»¹⁷.

Уже в 1908 г. Министерство народного просвещения предприняло ряд мер, направленных на искоренение «чужеродных» элементов в государственной высшей школе: женщин и «лиц иудейского вероисповедания». Специальным постановлением Совета министров 19 февраля 1908 г. были восстановлены процентные нормы приема евреев в высшие учебные заведения, а 16 мая 1908 г. министерским циркуляром университетам предписывалось изгнать из университетов вольнослушательниц. Официальным обоснованием в первом случае послужила констатация «вредного в нравственном и политическом отношении влияния евреев на христиан — студентов (нетерпимость, неуважение к закону, отсутствие патриотизма и революционизирование студенческой массы)»¹⁸. Что касается женщин, то действовавший в России университетский устав 1884 г. вообще не рассматривал их в качестве субъектов образовательного процесса. Результатом принятых мер стал массовый отток женщин из университетов. В Казанском университете из более чем трехсот вольнослушательниц продолжили добиваться права на получение высшего образования сорок одна.

Под давлением общественного мнения 29 октября 1908 г. Высочайшим повелением 1 120 вольнослушательницам было разрешено окончить курс университетского образования. В условиях политической реакции попечители учебных округов продемонстрировали готовность действовать в отношении оставшихся вольнослушательниц иудейского исповедания в соответствии с правительственной политикой. В Казанском университете ректор Н. П. Загоскин был вынужден из семнадцати оставшихся евреек восстановить в правах вольнослушательниц только четверых. Попечитель Казанского учебного округа А. Н. Деревицкий, комментируя представление ректора от 10 ноября 1908 г. по вопросу о необходимости не применять пятипроцентной нормы к вольнослушательницам, получившим официальное разрешение окончить университетский курс, так как «вне дарованной высочайшей милости окажется целая категория бывших слушательниц», указал, что «если при незаконном допущении лиц женского пола к слушанию лекций начальством Казанского университета столь же незаконно было нарушено соблюдение установленной для лиц иудейского вероисповедания процентной нормы, то, по моему мнению, высочайшее повеление не дает права на повторение сего незаконного действия», а потому этот пункт ходатайства «подлежит отклонению»¹⁹.

Девушки обратились за помощью к члену Государственной Думы О. Я. Пергаменту. В течение месяца Министерство народного просвещения игнорировало ходатайства как со стороны администрации университета, так и со стороны вольнослушательниц. Наконец, в декабре 1908 г. министр народного просвещения разъяснил, «что по Высочайшему повелению 29 октября сего года все бывшие вольнослушательницы названного университета могут быть вновь допущены к слушанию лекций, в том числе и еврейки…»²⁰

Из пятидесяти вольнослушательниц-евреек «первой волны» 1906-1908 гг. прослушали полный университетский курс Кливанская Евгения*, Городецкая Рахиль**, Миркина Ревекка на медицинском отделении, Ротенберг Рейзиль (урожденная Балаховская), Рапопорт-Коган Ревекка (урожденная Якобсон) на юридическом и Штейнрайх Бетя на естественном отделении физико-математического факультета.

В 1915 г., в условиях Первой мировой войны, российское правительство пошло на ряд серьезных изменений в сфере университетского образования, в том числе в «женском вопросе». 17 августа 1915 г. появилось постановление Совета министров «О приеме лиц женского пола на отдельные факультеты некоторых императорских российских университетов». Постановление касалось Казани, Саратова и Томска и фактически легализовало положение женщин в российских университетах.

Однако женщины появились в Казанском университете на несколько месяцев раньше до официального разрешения. Дело в том, что в феврале 1915 г. в Казанском, Николаевском (Саратов), Харьковском, Томском и Юрьевском университетах на основании циркулярного распоряжения Министерства народного просвещения (26 января 1915 г. № 3420) «для наилучшей подготовки к испытаниям» приступили «к практическим занятиям в клиниках и к слушанию повторительных курсов на правах вольнослушателей»²¹ женщины — доктора медицины иностранных университетов. Фактически их обязали перед сдачей государственного экзамена*** прослушать X семестр университетского курса.

Десять из двенадцати вольнослушательниц Казанского университета относились к «лицам иудейского вероисповедания». География представительства западноевропейских университетов была широкая: Лозаннский, Женевский, Бернский университеты (Швейцария), Фрейбургский университет (Германия), Королевский Фредрикский университет (Норвегия), Брюссельский университет (Бельгия), Страсбургский университет и университеты в городах Нанси, Бордо, Монпелье (Франция)²².

Осенью 1915 г. в Казанский университет уже официально были приняты 53 вольнослушательницы, из них 42 — на медицинский факультет. Дополнительные вакансии на факультете появились благодаря циркулярному предложению министра народного просвещения (18 августа 1915 г.), которое предписывало в целях умножения числа врачей империи увеличить комплект поступающих на медицинский факультет Казанского университета до 250 человек.

Из восьми зачисленных на медицинский факультет евреек практически каждая имела опыт работы сестрой милосердия или фельдшерицей в российских госпиталях и военных лазаретах, пятеро являлись слушательницами медицинского отделения Киевских высших женских курсов, эвакуированных в 1915 г. в Саратов. Из набора 1915 г. дипломы и удостоверения о прослушании курса получили Шифрин Мириам, Черняк Нехама, Простакова Двейра, Коган Ривка****.

В 1915-1916 гг. евреек принимали в Казанский университет в соответствии с пятипроцентной нормой. Как вспоминала Зельманова Фрейда: «…сдав весною 1915 г. дополнительные экзамены на аттестат зрелости, осенью того же года я подала прошение на медицинский факультет, но ввиду существования 5 % нормы, я, как лицо иудейского вероисповедания, в университет не попала. Чтобы не терять год совершенно и быть ближе к медицинскому миру, я стала работать в госпитале, а затем поступила уже и на курсы сестер милосердия, по окончании которых продолжала работать в хирургическом госпитале (о чем представляю соответствующее удостоверение). Осенью 1916 я вновь подала заявление о зачислении меня на медицинский факультет, но в том году прием женщин на медфак был отменен, и мне пришлось volens-nolens***** поступить на естественное отделение, т. к. говорили, что с него легче будет перевестись на медицинский факультет»²³.

Однако способ преодолеть пятипроцентную норму все же существовал. 10 августа 1915 г. Совет министров постановил разрешить прием во все учебные заведения империи без различия национальности и вероисповедания детей лиц, несущих службу в рядах действующей армии, «вне конкурса и не считаясь с иными существенными ограничениями, хотя бы сверх установленных вакансий или комплекта». В результате каждая еврейская девушка, стремившаяся попасть в университет, обзаводилась справкой о том, что находится на иждивении родственника мужского пола, мобилизованного в действующую армию²⁴. Некоторые прошения были весьма категоричны, так как вольнослушательницы-еврейки Казанского университета «второй волны» 1915-1916 гг. отличались от своих предшественниц и по положению, которое они занимали в университете, и по социальному составу, и по мировоззрению. Так, Плоткина Лия, беженка из г. Бобруйска Минской губернии, неоднократно подавала прошения, требуя перевода на медицинский факультет, не только ректору Казанского университета, но и министру народного просвещения на том основании, что «находится в крайне затруднительных материальных условиях», а единственный брат, «способный к труду, находится в действующей армии (ранен и награжден Георгиевской медалью)», а потому потеря года для нее «чувствительна»²⁵. В итоге, порог пятипроцентной нормы приема в Казанском университете вновь был значительно превышен: в 1915 г. еврейки составили 22,6 % от общего числа вольнослушательниц, в 1916 г. — 13,4 %. Кроме того, в 1916 г. среди четырех зачисленных в «действительные студентки» университета женщин оказалась и «слушательница IV курса медицинского отделения при Высших женских курсах в г. Киеве» Шуб Сарра-Песя²⁶, окончившая университет в 1918 г.

 

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 733, оп. 154, д. 95, л. 182 об.

2. Там же, оп. 226, д. 116, л. 16-17.

3. Свод законов Российской империи. Устав о службе по определению от правительства. – СПб., 1896. – Т. III. – Ст. 49.

4. РГИА, ф. 733, оп. 154, д. 433, л. 2-469.

5. Там же.

6. Там же, оп. 153, д. 34, л. 63.

7. Там же, оп. 154, д. 94, л. 240.

8. Там же, л. 130.

9. Там же, оп. 153, д. 34, л. 63.

10. Там же, оп. 154, д. 94, л. 130.

11. Шейнис Д. И. Еврейское студенчество в цифрах (По данным переписи 1909 г. в Киевском университете и Политехническом институте). – Киев, 1913. – С. 19; Еврейское студенчество в Москве. По данным анкеты 1913 г. – М., 1913. – С. 19.

12. Еврейское студенчество в Москве. По данным анкеты 1913 г. – М., 1913. – С. 25-51.

13. НА РТ, ф. 977, оп. Личные дела студентов за 1907-1916 гг., д. 44082.

14. Там же, д. 44122.

15. РГИА, ф. 733, оп. 153, д. 365, л. 117.

16. НА РТ, ф. 977, оп. Медицинский факультет 1814-1919 гг., д. 2481, л. 1.

17. Там же, оп. Личные дела студентов за 1907-1916 гг., д. 44523, л. 3.

18. РГИА, ф. 733, оп. 226, д. 116, л. 14.

19. Там же, оп. 154, д. 95, л. 91-93.

20. Там же, л. 113.

21. НА РТ, ф. 977, оп. Личные дела студентов за 1907-1916 гг., д. 45127, л. 5.

22. Там же, д. 45072, 45096, 45101, 45099, 45127, 45182, 45205, 45206, 45213.

23. Там же, д. 45314, л. 12-13.

24. Там же, д. 45479, 45242, 45277, 45302, 45314, 45420.

25. Там же, д. 42286, л. 13.

26. Там же, д. 42650, л. 13.

 

№ 1. Из прошения ректору Казанского Императорского университета

Коган Шифры (Зинаиды) Ильиничны

4 сентября 1906 г.

Милостивый государь, господин ректор!

Покорнейше прошу Вас не забыть Ваше обещание в том, что если я не буду принята на юридический факультет, меня зачислят на историко-филологический. Мне крайне необходимо поступить на какой-либо из этих факультетов. Прошу Вас, не найдете ли Вы возможным зачислить меня именно на юридический, потому что поступление на этот факультет имеет громадное значение для всей моей последующей жизни. Простите, что беспокою Вас, но мне так хочется поступить на юридический факультет. […]

Шифра-Зинаида Коган.

Резолюция: Допустить на юридический. 14 сент[ября].

НА РТ, ф. 977, оп. Личные дела студентов за 1907-1916 гг., д. 44085, л. 4-4 об.

 

№ 2. Прошение декану физико-математического факультета Казанского Императорского университета слушательницы юридического факультета Альтшуль Лии Залмановны

8 октября 1907 г.

Казань.

Его Превосходительству господину декану физико-математического фак[ультета] слушательницы юридического фак[ультета] фармацевтки Лии Залмановны Альтшуль прошение.

Покорнейше прошу Ваше Превосходительство ходатайствовать перед Советом факультета о переводе меня на естественное отделение физико-математического факультета. Прошу принять во внимание, что я до сих пор работала в аптеке*, и мне осталось только два месяца до звания помощницы провизора. Сдав в этом году экстерно экзамен за полный курс гимназии, я имела целью поступить на медицинский факультет, о чем своевременно подала прошение на имя ректора. Но когда узнала, что на мед[ицинский] фак[ультет] не будет в этом году приема женщин, я послала дополнительное прошение о принятии меня на физико-матем[атический] факультет. В первых числах сентября до меня донесся слух (я жила в Баку), что вряд ли будет прием женщин и на физико-математическом факультете, и я, боясь остаться за бортом, телеграммой просила зачислить меня на юрид[ический] факультет. Теперь уже, ввиду освободившихся мест на физико-мат[ематическом] фак[ультете], убедительно прошу перевести меня на естественное отделение упомянутого факультета. Надеюсь, что Совет профессоров войдет в мое положение и отдаст мне предпочтение перед другими, даже в том случае, если в моем аттестате будет на 0,2 или 0,3 средний вывод меньше, чем у других. Как люди, г[оспо]да профессора должны понять, что 4,1 экстерно окончившей гимназии, да еще такой, которая в то же время должна была работать в аптеке, чтобы зарабатывать на жизнь, должно цениться выше 5 окончившей гимназию при нормальных условиях. Должна прибавить, что я здесь исключительно своим трудом. Если меня примут на естественное отделение, то мне дадут возможность усовершенствоваться в своей профессии (формации), и я во время каникул поступлю в аптеку в качестве лаборантки, таким образом сумею собрать немного денег для дальнейшего образования. Надеюсь, просьба моя не останется без внимания. Лия Залмановна Альтшуль.

P. S. Средний вывод моего аттестата 4,1, отметка по латыни 4.

Если нет никакой возможности принять меня на I семестр, покорнейше прошу зачислить меня в число слушательниц III семестра, так как я имею уже некоторую подготовку и постараюсь побольше работать».

Резолюция: 15 окт[ября]. Допустить.

НА РТ, ф. 977, оп. Личные дела студентов за 1907-1916 гг., д. 44264, л. 4-5.

 

№ 3. Прошение Министру народного просвещения Блидштейн Брониславы Ильиничны о зачислении на медицинский факультет Казанского Императорского университета

Август 1916 г.

Его сиятельству господину министру народного просвещения дочери врача Брониславы Ильиничны Блидштейн, окончившей Казанскую Мариинскую гимназию с серебряной медалью и сдавшей дополнительный экзамен на аттестат зрелости, прошение.

Имею честь покорнейше просить Ваше сиятельство сделать надлежащее распоряжение о зачислении меня на медицинский факультет Императорского Казанского университета, где в настоящее время находятся мои документы. При сем осмеливаюсь обратить внимание Вашего сиятельства на то, что мой отец в течение 14 лет заведует Городским приемным покоем и с начала войны состоит старшим врачом Городского № 3 заразного госпиталя для больных и раненых воинов, мать моя исполняет безвозмездно обязанности сестры милосердия в городском № 63 госпитале, а дядя (брат моего отца) находится с начала войны на действительной военной службе, где состоит старшим ординатором 96 сводного эвакуационного госпиталя. Живя при родителях, занятых постоянной заботой о больных, я все время мечтала о поступлении на медицинский факультет, чтобы по окончании его работать вместе с моими родителями.

Смею надеяться, что моя покорнейшая просьба не останется без внимания.

Бронислава Блидштейн (подпись).

Резолюция: Ректору Каз[анского] ун[иверситета] на усмотр[ение]. 9 окт[ября].

НА РТ, ф. 977, оп. Личные дела студентов за 1907-1916 гг., д. 45242, л. 13.

 

№ 4. Из прошения ректору Казанского Императорского университета Еловцан Анны Алтеровны

12 сентября 1916 г.

Его Превосходительству господину ректору Императорского Казанского университета Трокской мещанки Анны Алтеровны Еловцан, жит[ельницы] в г. Казани по М. Красной ул. в д. и кв. Арнштейна, прошение.

10 августа 1915 года по обстоятельствам военного времени я вынуждена была покинуть место моего постоянного жительства г. Вильну, оставив там моих родителей, и поселилась в Казани, единственном городе, где у меня имеются родственники, при содействии которых я поступила в седьмой класс беженской гимназии при женской гимназии, учрежденной В. А. Ряхиной.

Весной нынешнего года я окончила гимназию, имея в аттестате круглое пять, осенью успешно выдержала испытание для получения дополнительного свидетельства за курс восьми классов мужской гимназии.

В настоящее время я, как беженка, вынужденная покинуть родину, и не имея возможности поселиться во всяком другом городе, ходатайствую перед Вашим Превосходительством о зачислении меня в действительные студенты первого курса естественного отделения физико-математического факультета вверенного Вам университета. […]

Анна Еловцан.

НА РТ, ф. 977, оп. Личные дела студентов за 1907-1916 гг., д. 45302, л. 16-16 об.

 

Публикацию подготовила

Яна Руднева,

кандидат исторических наук

 

---