А. Кабирова, Д. Кабиров. «Всякий убежит, если будет жить в грязи, голодный и разутый…»

«Всякий убежит, если будет жить в грязи, голодный и разутый…»

(Мобилизация трудового потенциала в промышленности республики

в годы Великой Отечественной войны)

Известно, что создание и укрепление экономического потенциала Победы явилось одним из определяющих факторов победы над фашистской Германией в годы Великой Отечественной войны. Менее изучено, чем и как обеспечивалась реализация лозунга «В тылу, как на фронте». Дело было не только в трудовом героизме, основанном на патриотическом сознании. Анализ источников, в том числе вновь открывшихся, убеждает, что существовала и репрессивно-карательная практика принуждения к труду[*].

Формироваться она начала еще в довоенное время. Специальные указы и постановления определяли новые формы организации труда рабочих на производстве и устанавливали степень ответственности граждан за неисполнение принятых законов. Так, Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1940 г. увеличивал продолжительность трудового дня до восьми часов, длительность рабочей недели — до семи дней. За самовольный уход, прогулы и опоздания вводилась уголовная ответственность[1].

С началом войны меры в сфере трудового законодательства еще более ужесточились. Указом от 26 июня 1941 г. «О режиме рабочего времени рабочих и служащих в военное время» Президиум Верховного Совета СССР предоставлял директорам предприятий промышленности, транспорта, сельского хозяйства и торговли право устанавливать с разрешения правительства обязательные сверхурочные работы продолжительностью от одного до трех часов в день с оплатой в полуторном размере. Очередные и дополнительные отпуска отменялись и заменялись денежной компенсацией, которая переводилась в сберегательные кассы в качестве замороженных на время войны вкладов[2].

23 июля 1941 г. СНК СССР принял постановление «О предоставлении совнаркомам республик и краевым (областным) исполкомам права переводить рабочих и служащих на другую работу»³, что позволяло перераспределять рабочую силу в интересах развития военного производства. 26 декабря 1941 г. рабочие и служащие оборонной промышленности были переведены на положение мобилизованных и закреплены для постоянной работы за предприятиями, на которых они работали. Самовольно ушедшие с производства и «злостные прогульщики» считались «дезертирами трудового фронта» и наказывались исправительно-трудовыми работами в лагерях и колониях на срок от 5 до 8 лет. Эти дела рассматривались военными трибуналами⁴. 13 февраля 1942 г. Президиумом Верховного Совета СССР был принят Указ «О мобилизации на период военного времени трудоспособного городского населения для работы на производстве и в строительстве». Согласно этому документу, мобилизация признавалась безусловно необходимой. Уклонявшиеся от нее лица также привлекались к уголовной ответственности⁵.

Судя по архивным источникам, количество нарушителей и дезертиров в течение военных лет в Татарстане было разным. Организованная прокуратурой республики проверка 39 предприятий и учреждений г. Казани и районов в июле 1941 г. показала, что с 15 февраля по 1 июля 1941 г. четко проявилась тенденция снижения количества нарушителей: в судебные органы было передано 11 552 дела, тогда как в 1940 г. за соответствующий период времени было осуждено 25 081 человек⁶. Однако уже в конце 1941 г. число прогульщиков снова выросло, причем в геометрической прогрессии. Нередко среди рабочих можно было услышать следующие высказывания: «Я не стальной, чтобы ночью работать, мне нужно отдохнуть», или «Что вы ко мне пристаете, я вам под козырек не взял»⁷.

Ситуация объяснима. В связи с мобилизацией на фронт опытных кадров производство принудительно пополнялось новыми слоями населения из сельской местности и молодежью, что расширяло контингент потенциальных нарушителей. Только за июль-август 1941 г. по 107 народным судам республики в производство поступило 5 620 дел, причем, согласно документам, «рост дел целиком шел за счет окончивших ФЗО и рабочих-колхозников, поступивших на предприятия по индивидуальным договорам»⁸.

Распределение дел по конкретным предприятиям рисует еще более удручающую картину. Так, на авиационном заводе № 124 рост числа прогульщиков представлен следующими цифрами: июль — 104, август — 221, сентябрь — 772 человека. На авиационном заводе № 27: июль — 147, август — 160, сентябрь — 383 человека⁹. В целом положение дел на предприятиях республики было настолько угрожающим, что вопросы о состоянии трудовой дисциплины стали предметом обсуждения на специальном заседании Татарского обкома ВКП(б) осенью 1941 г., материалы которого позже были затребованы Центральным Комитетом партии.

После принятия Указа от 26 декабря 1941 г. число судимостей в 1942 и в начале 1943 гг. несколько сократилось: ужесточение мер наказания на предприятиях военной промышленности подействовало на многих рабочих отрезвляюще. В течение 1942-1943 гг. действие этого Указа было распространено на предприятия угольной, химической, нефтяной промышленности, а также на железнодорожный транспорт. Начиная с апреля 1943 г. имел место небольшой рост нарушений¹⁰, сменившийся их уменьшением. Например, в течение двух кварталов 1944 г. в производстве военного трибунала ТАССР находилось только 4 659 дел на дезертиров¹¹. Напомним, что в 1941 г. общее количество дезертировавших с предприятий республики было в 2,5 раза больше¹². Правда, здесь следует учитывать, что 30 декабря 1944 г. Президиум Верховного Совета СССР принял Указ «О предоставлении амнистии лицам, самовольно ушедшим с предприятий военной промышленности и добровольно возвратившимся на эти предприятия», который в значительной мере «закрыл» большинство дел¹³.

Сокращение дел на нарушителей трудовой дисциплины можно объяснить несколькими обстоятельствами. Во-первых, усиливалась патриотическая составляющая, лозунг «В тылу как на фронте» становился для рабочих приоритетным. Во-вторых, дирекция предприятий при напряженном графике работы не всегда находила время для разбирательства каждого конкретного случая. В-третьих, руководители некоторых учреждений и предприятий шли навстречу рабочим и не предавали огласке даже ставшие известными им факты.

Сами нарушения рабочих носили различный характер. Для выяснения их природы в 1941 г. прокуратура республики проанализировала 659 дел по десяти судебным участкам. Наиболее частыми нарушениями были: невыход на работу в течение всего рабочего времени (35,8 %), явка в нетрезвом виде (26,2 %), опоздание свыше 20 минут (21,1 %), преждевременный уход с предприятий (8,6 %), сон на работе (5,2 %), отказ от выполнения сверхсрочных заданий (1,5 %) и т. п.¹⁴

Динамика дезертирств на предприятиях Татарстана варьировалась по сезонам. Мобилизованные в промышленность республики сельские жители особенно активно покидали свои предприятия во время страды. Несмотря на угрозу уголовного наказания, они считали своим долгом помочь родным и близким, тем более последние нередко сами просили их об этом¹⁵.

Распространению подобных случаев во многом способствовало и то обстоятельство, что дезертиры не только не встречали осуждения своих односельчан, но, наоборот, «пользовались всеми преимуществами»¹⁶. Это, в свою очередь, возможно было только при согласии сельских руководителей, которые, испытывая острый дефицит в рабочей силе, стремились в полной мере воспользоваться ситуацией. Аналогичные факты имели место в Калининском, Кайбицком, Нурлатском, Муслюмовском районах республики. В 1944 г. за укрывательство 462 дезертиров оборонных предприятий заведующий отделом мобилизации Калининского райисполкома Шагалиев был приговорен к трем годам лишения свободы¹⁷.

Частыми причинами прогулов являлось отсутствие одежды и обуви. Этот вид нарушений наиболее часто фиксировался с началом холодов. Так, только на заводе № 144 г. Казани осенью 1943 г. семь человек в течение пяти дней не выходили на работу, так как у них не было никакой обуви, а босыми работать на производстве было невозможно¹⁸.

Удельный вес дезертиров и прогульщиков во многом зависел от состояния социальной сферы на предприятиях республики. Но материально-бытовые условия большинства рабочих были очень тяжелые. Эта причина наиболее часто фигурировала в объяснениях дезертиров «трудового фронта»¹⁹. В общежитиях не хватало мебели, не работал водопровод, плохо было организовано общественное питание и т. п.²⁰

Особенно болезненно бытовые неурядицы воспринимали выпускники системы государственных трудовых резервов. Так, из 7 167 человек, дезертировавших с казанских предприятий за восемь месяцев 1943 г., рабочие с производственным стажем до одного года составляли в среднем 65-70 %, в том числе по заводу № 184 — 839 человек (68,8 %), по заводу № 144 — 1 199 (70,4 %), по заводу № 22 — 1 175 (63,3 %)²¹. Примерно такая же картина сохранялась весь военный период.

Причиной ухода молодых рабочих с предприятий была и низкая заработная плата молодежи: администрация заводов и фабрик часто использовала выпускников училищ и школ ФЗО на подсобных работах. В таких случаях заработок не превышал 150 рублей в месяц. Свою роль играли морально-психологическая обстановка в коллективах, ненадлежащая организация агитационной и культурно-массовой работы. Первый секретарь Татарского обкома ВКП(б) Никитин, анализируя причины прогулов рабочих в сентябре 1943 г., подчеркивал: «От хорошей жизни, от хорошего стола, от ласкового отношения, от хорошего общежития, от культурного веселого обслуживания никто не убежит. Но всякий убежит, если будет жить в грязи, голодный и разутый…»²². Нельзя снимать вины и с самих молодых производственников, некоторые из которых отличались повышенной инфантильностью. Нередко выпускники школ и училищ ФЗО задавали администрации предприятий такие вопросы: «Кто нас станет будить на работу?», «Кто поведет в столовую?», «Где брать белье на смену?» и т. д.²³

Начиная с 1943 г. вопросы укрепления трудовой дисциплины в республике начали решаться в комплексном виде. Наряду с применением репрессивных мер, значительное внимание стало уделяться улучшению материально-бытовых условий работающих на производстве. Эти проблемы обсуждались на заседаниях партийных комитетов и хозяйственных активов. Принятые по их итогам постановления и резолюции ориентировали руководство учреждений и организаций на решение насущных социальных задач, связанных с жильем, продовольственным обеспечением, повышением заработной платы. Акцент делался на индивидуальный подход к людям, учет их личных интересов, талантов и запросов²⁴. Благодаря такой постановке работы, положение с дисциплиной на многих предприятиях Татарстана в конце войны улучшилось.

Еще один аспект изучаемой проблемы представляют особенности функционирования репрессивно-карательного механизма в сфере трудовых отношений в военные годы. Как на практике он работал? Насколько суровыми были применяемые судебными органами меры? Попытаемся ответить на поставленные вопросы.

Согласно законам военного времени, любое нарушение трудовой дисциплины должно было фиксироваться в день его совершения. Ответственность за предоставление сведений лежала на руководстве предприятий. В течение суток материалы на дезертира подлежали передаче в органы прокуратуры. Они, в свою очередь, задание о розыске сбежавшего направляли в отделения милиции. Правоохранительные органы обязаны были в пятидневный срок сообщить о результатах его выполнения в прокуратуру. Если обнаружить нарушителя не удавалось, приговор выносили в заочной форме.

Однако не всегда и не все обстояло так, как предписывали правила и инструкции. Документы нередко заполнялись табельщиками, комендантами общежитий, бригадирами, работниками бухгалтерии. В связи с этим многие дела оформлялись неправильно. Совершенно не соблюдались и требования по срокам предоставления соответствующих актов. В архивных источниках содержится огромное количество фактов о передаче дел в судебные органы со значительным опозданием. Например, на Казанской валяльно-обувной фабрике в 1943 г. было совершено 106 самовольных уходов и 56 прогулов. Материалы на дезертиров были переданы в суд с нарушением установленного срока: от 5 до 10 дней — на 56 человек (35 %), от 10 до 20 дней — на 72 человека (44 %), от 20 дней до одного месяца — на 27 человек (17 %), от 1 до 2 месяцев — на 7 человек (4 %)²⁵. Аналогичное положение было зафиксировано на комбинате «Спартак», заводах №№ 230, 144 и других предприятиях.

Несвоевременность оформления дел на дезертиров и нарушение сроков их направления в судебные органы постоянно обсуждались на различных совещаниях. Эти вопросы прямо увязывались с эффективностью борьбы за укрепление трудовой дисциплины. Администрация предприятий обязывалась создавать общественное мнение вокруг дезертиров, активнее использовать стенную печать, выпускать агитационные листки и плакаты, проводить пропагандистские мероприятия. Покровительство дезорганизаторам производства подвергалось осуждению. Например, в 1941 г. директор швейной фабрики № 1 Корнилова была обвинена в том, что применяла к прогульщикам только дисциплинарные меры воздействия, вместо того, чтобы передать дело в суд²⁶. С точки зрения прокуратуры, такие «мягкие» методы дискредитировали саму идею справедливого наказания.

Чтобы избежать подобных порицаний, многие руководящие работники предпочитали перестраховаться. Поэтому материалы готовили «с запасом», рассчитывая на компетентность судебных исполнителей. В итоге значительное количество дел возвращалось на доследование. Достаточно сказать, что из 4 659 дел, оформленных на дезертиров за шесть месяцев 1944 г., производство по 72 было прекращено, 1 126 дел — направлено на доследование. По существу, 40 % дел было заведено без всяких на то оснований²⁷.

Практика необоснованной передачи дел в судебные органы продолжала иметь место все годы войны. Но следует заметить, что прокуратура республики и суд военного трибунала неоднократно указывали руководителям предприятий на ее недопустимость.

Серьезные нарекания вызывало и осуществление самих карательно-репрессивных мер. Розыск дезертиров, напомним, возлагался на органы милиции. Но они ввиду ослабления кадрового состава и огромного потока такого рода следственных дел не могли полностью контролировать ситуацию. Из 7 080 привлеченных прокуратурой за дезертирство в 1944 г. было разыскано только 976 человек, или 13,5 %²⁸.

За отсутствием сил и времени на розыск трудовых дезертиров наиболее распространенный характер в военные годы приобрела практика заочного осуждения. Однако и после вынесения заочной меры наказания правоохранительные органы не могли прекратить розыск нарушителей производственной дисциплины: теперь следовало их найти для исполнения приговора. Но по тем же самым причинам дело не двигалось с места. Количество неисполненных приговоров росло, что уменьшало дисциплинарное воздействие судебного характера. Летом 1944 г. постановлением СНК и ЦК ВКП(б) заочное рассмотрение дел было отменено.

Немало нареканий вызывала и сама работа судов военного трибунала. Распространенными явлениями были нарушения сроков рассмотрения дел, неисполнение вынесенных приговоров. Так, мобилизованная из Челнинского района республики Л. Ф. Дубова дезертировала с производства 3 февраля 1943 г., военным трибуналом 24 февраля была осуждена на 5 лет лишения свободы, но приговор не был приведен в исполнение, хотя место ее жительства было известно многим²⁹.

Что касается самой карательной политики, то она была чрезвычайно жесткой все военные годы. Наиболее применяемой мерой наказания являлось осуждение на 5 лет лишения свободы. Из общего количества в 3 435 человек, осужденных военным трибуналом республики в 1944 г., к 5 годам тюремного заключения было приговорено 1 770 человек (51 %), к 6 — 750 (22 %), к 7 — 381 (11 %), к 8 — 236 человек (7 %) соответственно. Условное наказание было применено к 298 нарушителям (9 %)³⁰. Оно допускалось по отношению к лицам, которые дезертировали ввиду тяжелого материального положения, или при условии, что члены семьи нарушителя сражались на фронте.

В том же 1944 г. приговоры по 507 делам были обжалованы и опротестованы. Основаниями для пересмотра или отмены приговора, как правило, являлись: нарушение норм судопроизводства, переквалификация преступления по более мягкой статье, отправка дела на доследование, неосновательность выдвинутого обвинения. Например, прокурором Апастовского района ТАССР 2 ноября 1944 г. в Верховный трибунал республики было направлено дело на А. Фаттахутдинову, обвиняемую в преступлении, предусмотренном Указом 26 декабря 1941 г. Однако при разбирательстве выяснилось, что ей на момент совершения указанного преступления еще не исполнилось 16 лет, в силу чего у прокурора не было оснований для привлечения А. Фаттахутдиновой к ответственности. Поэтому определением Верховного трибунала данное дело было возвращено на доследование³¹.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. – М., 1967. – Т. 2. – С. 757-758.

2. Сборник документов и материалов по вопросам труда в период Великой Отечественной войны. – М., 1944. – С. 52.

3. Трудовое законодательство военного времени. – М., 1943. – С. 8-9.

4. Правда. – 1941. – 27 декабря.

5. Сборник законов СССР и Указов Президиума Верховного Совета СССР. 1938-1944. – М., 1945. – С. 247-248.

6. ЦГА ИПД РТ, ф. 15, оп. 5, д. 147, л. 3.

7. Там же, д. 143, л. 66.

8. Там же, д. 147, л. 102.

9. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 17, оп. 88, д. 91, л. 34.

10. ЦГА ИПД РТ, ф. 15, оп. 5, д. 472, л. 17 об.

11. Там же, д. 1668, л. 34.

12. Подсчеты авторов, см.: ЦГА ИПД РТ, ф. 15, оп. 5, д. 147, л. 3; д. 1668, л. 34.

13. Звезда. – 1945. – 1 января; ЦГА ИПД РТ, ф. 15, оп. 5, д. 1668, л. 26.

14. Подсчеты авторов, см.: ЦГА ИПД РТ, ф. 15, оп. 5, д. 147, л. 6.

15. РГАСПИ, ф. 17, оп. 88, д. 91, л. 34; ЦГА ИПД РТ, ф. 15, оп. 5, д. 147, л. 81.

16. ЦГА ИПД РТ, ф. 15, оп. 5, д. 147, л. 81; Кривоножкина Е. Г. Сельское население Татарской АССР в годы Великой Отечественной войны: Дисс. … канд. ист. наук. – Казань, 2001. – С. 212-213.

17. НА РТ, ф. Р-3682, оп. 1, д. 3238, л. 95.

18. ЦГА ИПД РТ, ф. 15, оп. 5, д. 704, л. 76.

19. РГАСПИ, ф. 17, оп. 88, д. 91, л. 35; ЦГА ИПД РТ, ф. 15, оп. 5, д. 147, л. 80; д. 704, л.76.

20. ЦГА ИПД РТ, ф. 15, оп. 5, д. 372, л. 34; д. 407, л. 67; ф. 840, оп. 1, д. 476, л. 73; Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ), ф. Р-5451, оп. 31, д. 33, л. 67; РГАСПИ, ф. 17, оп. 88, д. 91, л. 36.

21 ЦГА ИПД РТ, ф. 15, оп. 5, д. 704, л. 47. Проверка была проведена на пяти казанских предприятиях оборонной промышленности (№№ 22, 16, 40, 144, 184). По ее итогам состоялось заседание бюро Татарского обкома ВКП(б) о состоянии трудовой дисциплины.

22. Там же, л. 93.

23. Там же, д. 147, л.77.

24. Там же, д. 704, л. 92-93.

25. ГА РФ, ф. А-339, оп. 1, д. 96, л. 2.

26. ЦГА ИПД РТ, ф. 15, оп. 5, д. 146, л. 27.

27. Там же, д. 1668, л. 34.

28. РГАСПИ, ф. 17, оп. 88, д. 343, л. 68.

29. ЦГА ИПД РТ, ф. 15, оп. 5, д. 704, л. 80.

30. Процентное соотношение высчитано авторами, см.: ЦГА ИПД РТ, ф. 15, оп. 5, д. 1668, л. 39.

31. ЦГА ИПД РТ, ф. 15, оп. 5, д. 1668, л. 35.

Айслу Кабирова,

кандидат исторических наук,

Дмитрий Кабиров,

кандидат исторических наук