Т. Байрашаускайте. Пробуждение идентичности: Георгий Иосифович Юзефович и его очерк о литовско-польских татарах (конец XIX в.)

Пробуждение идентичности: Георгий Иосифович Юзефович и его очерк о литовско-польских татарах (конец XIX в.)

В исторической литературе сложилось устойчивое представление о литовских татарах XIX в. Оно сводится к изучению их этнической, конфессиональной и социальной принадлежности, рассматриваемой по принципу отличия от других групп общества. Подчеркиваются своеобразие и обособленность татар, уникальность их культуры. Это настолько очевидные характеристики коллективного меньшинства, что редко возникает вопрос о возможности существования татарской идентичности вне принадлежности к собственной группе. Автор работы о литовских татарах Станислав Кричинский является исключением¹. Его татарские корни сыграли немаловажную роль в формировании научных интересов, однако С. Кричинский был воспитан в христианской традиции, принадлежал к польской культуре, мало известно об его этнической (национальной) самоидентификации.

Присутствие или отсутствие этнического компонента в структуре идентичности индивида является тем культурным феноменом, без которого с трудом мыслится создание собственного «я» и ориентированное осмысление окружения. Намного проще выглядит проблема выбора этнической принадлежности в случае устойчивых и постоянных связей между членами одной группы, чем в случае их ослабления в силу той или иной причины. В этом плане особо интересным объектом изучения представляется идентичность детей, рожденных в смешанных браках, когда родители принадлежат к одному сословию (в данном случае — дворянскому), но к разным традициям и культурам.

Редчайшая возможность заняться поиском татарской идентичности в первом поколении ассимилированных лиц смешанного происхождения появилась с изучением документов дворянина, помещика и офицера Георгия Иосифовича Юзефовича (1864-1912), хранящихся в Российском государственном историческом архиве в Санкт-Петербурге. Это его письма к матери Евгении Павловне Юзефович, неоконченное повествование-воспоминание о судьбе родовых имений в Новгородской губернии, черновик завещания, краткие записи, связанные с литературно-исследовательской работой, и рукопись очерка о литовско-польских татарах.

Отец Георгия — Иосиф Давидович Юзефович — литовский татарин, один из тех, кто избрал военное поприще. Некоторое представление о нем можно составить по отрывочной информации, которая появляется в письмах Георгия к матери. Местом рождения Иосифа Давидовича было исконно татарское имение Малашевичи в Бяла-Подляска (Царство Польское), по определению Георгия, «около Брест-Литовского уезда». Как большинство татар в раннем имперском периоде, он (или его отец) был признан в дворянском достоинстве, имел «дворянский диплом Царства Польского» и был приписан к Седлецкой губернии².

Иосиф Давидович получил образование в кадетском корпусе³. Командовал ротой в Екатеринбургском батальоне⁴. 4 мая 1866 г. И. Д. Юзефович вышел в отставку с мундиром и пансионом полного оклада в чине майора, поселился в жениной усадьбе Маслово в Крестецком уезде Новгородской губернии⁵. Там же и умер, когда — неизвестно. Был похоронен на Язвищском погосте⁶. Возможно, его отпевали в старой деревянной Язвищской церкви во имя Святой Живоначальной Троицы, той самой, где он венчался с Евгенией Павловной⁷. По всей видимости, он был единственным в семье, принявшим православие. Его сестра Сусанна Давидовна Ассанович (?-1887) и ее дети, Александр и Фелиция, оставались мусульманами⁸. Кроме нее у Иосифа Давидовича были еще две сестры и брат, умерший в кадетском корпусе⁹.

Мать Георгия, Евгения Павловна Юзефович (1826-1912), дочь Павла Александровича Храповицкого (1779-1864) и его первой жены Маргариты Ивановны (1796-1831), урожденной княжны Ухтомской¹⁰, происходила из известного дворянского рода*.

В семье Юзефовичей было четверо сыновей, даты их рождения чья-то рука внесла в тетрадь для записи семейных событий**. Георгий в семье был третьим ребенком. Все четверо пошли по стопам отца. К тому времени, когда они подросли, отца, вероятно, уже не было в живых, дела по имению были расстроены, поэтому лучшим выходом из положения стала военная карьера.

Неизвестно, в какие военные училища определились старшие братья Иосиф и Давид, поступившие на военную службу раньше Георгия. Судя по отрывочным упоминаниям в корреспонденции Георгия, оба брата могли учиться в одном из санкт-петербургских пехотных училищ*. Сам же он начал военную службу в конце 1881 г. на правах вольноопределяющегося в 95-м пехотном Красноярском полку 24-й пехотной дивизии, в то время стоявшем в Ревеле (Таллин)¹¹. Через три года он уже был выпускником Санкт-Петербургского пехотного юнкерского училища. Письма Георгия к матери, датированные летом 1883 г., высылались из Санкт-Петербурга, где он учился под руководством К. К. Абаза**, и Красного Села, где проходили маневры и царский смотр военных училищ. По окончании училища Георгий вернулся в Красноярский полк, в который позже вступил и младший брат Николай¹². Николай начал службу вольноопределяющимся, затем поступил в Константиновское артиллерийское училище¹³. Впоследствии Иосиф, Георгий и Николай со своими воинскими подразделениями стояли в Финляндии, в основном в Гельсингфорсе (Хельсинки), и некоторое время были неразлучны¹⁴. Давид служил в разных местах, одно время — во 2-м Софийском полку 1-й пехотной дивизии, стоявшей в Смоленске¹⁵. Позже места службы братьев менялись.

Служба в полку не приносила Георгию удовлетворения. В конце 1886 г. предвиделась передислокация 24-й пехотной дивизии из Финляндии в Динабург (Даугавпилс). Это место не устраивало Георгия, он намеревался перевестись в Смоленск или куда-нибудь на Север или Восток, лишь бы покинуть Красноярский полк: «не ручаюсь, что останусь в полку, где начинает пускать корни кулачное право и бурбонщина»¹⁶. Однако у него появилась возможность сменить квалификацию. Подпоручикам пехоты, каковым он являлся, было предложено пройти комиссию, представив ей образцы черчения, каллиграфии, свидетельство о прохождении курса съемки, и прикомандироваться к Топографическому училищу, оставаясь в списках полка, а со временем попасть в Корпус топографов и устроиться в Санкт-Петербурге¹⁷. Г. И. Юзефович прошел конкурс и стал топографом. На это указывают его письма, которые летом 1887 г. он слал матери из разных деревень Боровичского уезда Новгородской губернии¹⁸. В 1888 г. он был определен на участок для топографических съемок в Гродненской губернии¹⁹.

Выбор на этот регион пал неспроста. Еще в начале военной службы Георгий познакомился с родственниками отца, жившими в Гродненской губернии. В феврале 1886 г. он сообщил матери о письме «дяди», генерал-майора в отставке Давида Амуратовича Юзефовича. Он приглашал молодых Юзефовичей приехать погостить на Рождество или на Пасху*. Его жена Мария Яковлевна, урожденная княжна Кандаурова, происходила из известного на Кавказе мусульманского рода, а по матери — из рода знаменитого татарского генерала Иосифа Беляка²⁰. Д. А. Юзефович жил в собственном имении Репничи, в 17-18 верстах от Слонима. Семья у него была большая — три сына и пять дочерей. Старший сын был определен в артиллерийское училище, младшие учились в Полоцком кадетском корпусе. В Слониме жили сестры отца Георгия и другие родственники — Ассановичи и Сулькевичи²¹.

Сам Д. А. Юзефович по тем временам был человеком известным: участвовал в Крымской войне 1853-1856 гг., был чиновником особых поручений при Виленском генерал-губернаторе М. Н. Муравьеве, затем военным начальником при Гродненском губернаторе И. Н. Скворцове²².

Между Георгием и Давидом Амуратовичем завязалась переписка. Матери он писал, что знакомство с татарскими родственниками его «очень интересует», а осенью 1886 г. он осуществил свое намерение «совершить грандиозное путешествие в Литву, приводить в православие своих мусульманских родичей»²³.

Завязавшиеся отношения с татарской родней повлияли на дальнейшую судьбу Г. И. Юзефовича и заставили его внимательно приглядеться к своим татарским корням. Начать надо с того, что Георгий под влиянием Давида Амуратовича решил одну из существенных проблем, тяготевших над русским помещичьим дворянством. Бездоходность имений, обремененных долгами, обрекала дворянство на бедность, лишала недвижимой собственности, часто ставила в безысходное положение.

Георгию не удалось переубедить Евгению Павловну, с которой складывались непростые отношения, поддержать его планы по спасению недвижимой собственности. Семье Юзефовичей принадлежало несколько имений: упомянутое Маслово с 82 десятинами земли и 352 десятинами леса²⁴, в котором жила Евгения Павловна, какое-то имение в Боровичском уезде и имение в Нижегородской губернии, возможно, Ватагино*. Право сыновей, как наследников на недвижимую собственность, не оспаривалось, однако материально они зависели от матери. Деньги им требовались на экипировку и на проживание, достойное офицера: «Мама, у нас страшная реформа в военном деле, наше обмундирование совершенно изменяют, вооружение также»²⁵. При расстроенном хозяйстве экипировать сыновей оказалось не под силу. Отсюда возникало взаимонепонимание. В результате конфликта Георгий и Николай письменно отказались от посещения родного гнезда и участия в делах по имению**. Но это было только проявлением эмоций.

Евгения Павловна сама распоряжалась делами имений, приходящих в упадок. Сыновья служили, имением не занимались и настаивали на продаже части земли для поддержки хозяйства в Маслове, которое было «дорого по воспоминанию, по красоте, по привычке»²⁶. Состояние имения и решение материальных проблем семьи занимало Георгия более остальных братьев. Он упрекал мать в нежелании прислушаться к его советам, принять рациональное решение и активно действовать. Маслову грозила продажа с торгов, что поначалу для Георгия было делом немыслимым: «Почему мне дорого Маслово? Потому что я в нем вырос, врос, потому что там умер отец, потому что там и я хочу умереть. Потому что это такое же родное для меня место, как для каждого родина; почему мне дорого Маслово, почему вам дорого было Архангельское, ради которого вы по сие время недовольны на всех и все. Теперь поняли, почему мне горько и больно слушать ежедневно о продаже его с торгов»²⁷.

Положение осложнялось и тем, что брат Давид подделал какие-то документы. За содеянное ему грозил военный суд, лишение прав состояния, ссылка на поселение в Сибирь и утрата прав на имущество, а семье — утрата имений²⁸. Давиду удалось избежать наказания, однако пришлось оставить военную службу²⁹. Тем не менее долги по имению росли, хозяйство велось плохо. Мысль продать родовое имение и купить другое в Северо-Западных губерниях, ближе к татарским родственникам, пришла Георгию в голову под влиянием ситуации на западных окраинах империи и под впечатлением от коммерческих успехов Д. А. Юзефовича.

Запрет на приобретение земли и имений в девяти Западных губерниях, наложенный на дворян «польского происхождения» в 1865 г.³⁰, осуществление имперской программы распространения здесь русского землевладения привели к тому, что значительно снизились цены на землю. На литовских татар запрет на покупку имений не распространялся, и они успешно этим пользовались. Так Д. А. Юзефович приобрел несколько доходных имений*. Он советовал племяннику поступить так же — продать родовое имение и приобрести хорошо устроенное недорогое имение в Гродненской губернии, приносящее в год 2-3 тысячи рублей дохода³¹. Перемещение собственности представлялось выгодным во всех отношениях. Запрет на службу «лицам польского происхождения» и недостаток русских чиновников позволял надеяться на получение должности мирового посредника или какой-либо другой. Георгий убеждал мать, что русские центральных губерний мало знают о выгодах, какие приносят имения в Западных губерниях, а те, кто их приобрел, сколачивают состояние. В пользу выбора места для имения говорило удобство транспортного сообщения (близость железной дороги), небольшие расстояния до мест с развитой инфраструктурой (почта, аптека, церковь), близость родственников и соседей, возможность найти работников³².

Георгий уговаривал Евгению Павловну продать имение, дать деньги на покупку в Гродненской губернии, а самой жить на проценты с капитала, но она Маслово не продала.

Между тем топографов перемещали с места на место. В 1891 г. Георгий проводил съемки в Трокском уезде Виленской губернии и в Ковенском уезде Ковенской губернии. Местность здесь его не устраивала: «нудная для житья и каторжная для работы». Для него этот регион был «Литва непроходимая», где все говорили только по-литовски, редкий мужик по-русски, «а бабы — ни аза в глаза не супранту (по лит. «не понимаю». — Т. Б.), где жители поголовно фанатичные католики, а в Трокском уезде Виленской губернии вдобавок конокрады и буяны». Правда, Ковенская губерния показалась ему богатым краем, с хорошей землей и роскошными садами, а Вильно — великолепным³³.

В 1892 г. Г. И. Юзефович оставил место топографа. Это занятие было не по нему. Он вернулся в Красноярский полк, два года провел в Финляндии и Лифляндской губернии, вместе с братьями приписался к Новгородскому дворянству и подумывал о должности земского начальника для себя или брата Иосифа в Боровичском уезде, где располагалось одно из родовых имений³⁴. Наконец, в 1894 г. Георгий устроился в Санкт-Петербурге, получив место старшего адъютанта по строевому отделению штаба Отдельного корпуса пограничной стражи, учрежденного в 1893 г.³⁵ Здесь он осел надолго и дослужился до подполковника или полковника*.

Г. И. Юзефович по-прежнему мечтал купить имение в Гродненской губернии, и ему наконец удалось преодолеть упрямство матери. Свою мечту он осуществил в 1897 г., заручившись поддержкой братьев, одолжив часть денег у матери и взяв банковскую ссуду. Имение Косино, состоящее из 454 десятин земли, он приобрел у местного помещика Ельского в Мстибовской волости Волковысского уезда Гродненской губернии за 38 тысяч рублей³⁶. Примерялся и к соседнему имению Вильчуки, принадлежавшему «другому Ельскому» и пущенному с торгов. Хотел купить его для брата Иосифа³⁷. Косино на выгодных условиях он сдал арендатору еврею. Договор был составлен в обход имперских законов, запрещавших сдавать имения евреям и полякам. Г. И. Юзефович планировал построить крахмальный завод и завел огромный фруктовый сад³⁸. Имение посещал часто, занимался строительством, благоустраивал. Собственноручно ездил под Варшаву в заповедник графа Замойского за саженцами лип, дубов, боярышника и сирени. Завел знакомство с окрестными помещиками, а местные крестьяне признали его «паном» и в честь его приезда приходили с поклоном³⁹. Вдохновленный удачной сделкой, Г. И. Юзефович взял кредит, «сделал крупный долг» и купил еще два имения: Морачи и Валериамполь, общей площадью в 710 десятин⁴⁰. Имения приобрел, как писал, «на аферу», чтобы впоследствии прибыльно продать⁴¹. Косинское владение намеревался расширить, присматривался к другим соседним имениям, тем же Вильчукам и Островчицам, которые продавались в три раза дешевле, но их не купил⁴².

Превратившись в крупного помещика, владельца с 1 164 десятинами земли, Георгий Иосифович сделал распоряжения на случай своей смерти, оставив братьям решать, кому перейдет его задолженная собственность с тем, чтобы вся его петербургская мебель, библиотека, музыкальные инструменты, фотографии и картины были перевезены в полюбившееся Косино*. Правда, едва его не лишился во время памятных событий 1905 г. Тогда он решил имение продать, чтобы избежать разорения в случае нарастающих волнений⁴³. Однако своего намерения не осуществил.

Общение с родней, проживавшей в Гродненской губернии, пробудило интерес к татарским корням. Вне сомнения, для татарских семей Западных губерний было характерно ощущение этнического и конфессионального отличия, существовало представление о татарской идентичности. Память о родовых связях, выдающихся представителях рода, исключительных историях, обраставших легендами, часто в семье хранили женщины. Довольно интересные сведения, правда отчасти вымышленные, Георгию сообщила тетя, возможно, сестра отца Мария Давидовна Сулькевич. В ее рассказах о генеалогических связях семьи Юзефовичей присутствовали прадеды Туган-Мирза-Барановские, генерал польского войска Юзеф Беляк. Исключительной фигурой являлся некий Халецкий, двоюродный дядя отца: гусар, генерал-лейтенант, любимец цесаревича Константина Павловича, с высочайшего позволения женившийся, не меняя мусульманской религии, на католичке Коссаковской. Прослеживалась связь Юзефовичей с Ахматовичами, Корицкими, Кричинскими, Соболевскими и Сулькевичами. Роды перемешивались множество раз, что осложняло установление степени родства, однако не влияло на убеждение в том, что Юзефовичи происходили из лучших татарских родов, были потомками князей и мурз и не роднились с простыми «кожемяками». Подобные и другие сведения о татарской линии Георгий пересказывал в письмах к матери и делился своими планами в генеалогических исследованиях⁴⁴.

Евгения Павловна не одобряла интересы сына татарскими корнями. Для нее вопрос о национальной идентичности звучал однозначно. Она радела о русскости и православии сыновей, воспитанных в традициях русского дворянства. Другая сторона национальной (этнической) идентичности для нее не существовала. Ее настораживала перспектива появления нерусской невестки, что представлялось вполне вероятным, так как сыновья служили в этнически разнородных местах. Когда двадцатилетний офицер Георгий начал подумывать о женитьбе (в российской армии можно было жениться с 23 лет) и делился с матерью своими требованиями к будущей жене, среди перечисленных достоинств не последнее место занимала национальность. Его рассуждения настолько интересны, что стоит привести пассаж, сочиненный в ответ на желание матери, чтобы сын женился на русской. В 1884 г. он писал: «В одном с вами не согласен, это относительно нации. Жидовек я презираю и не заговорю с ними как с равными, будь хоть баронесса. Но польки — это жизнь! Я более всего расположен к ним и русским. Немки не нравятся, чопорны и холодны, но полька всегда весела, мила, любезна, кокетлива даже… Я предпочитаю перед всеми польку: это жизнь, огонь, молодость, и веселье во всяком движении видно, а если полюбит, то дает рай. Затем русские, после шведки, а после всех немки. Мне, кроме того, не нравится протестантская религия»⁴⁵. Правда, ни Г. И. Юзефович, ни его братья семьей так и не обзавелись. Планы Георгия о женитьбе разрушила материальная необеспеченность. Из-за нехватки денег не состоялась «приличная партия» с дочерью русского помещика действительного статского советника Рязанского, имение которого, кстати, тоже было расстроено⁴⁶.

Не менее серьезным было опасение матери, что, попав в Гродненскую губернию, сын отречется от русскости и превратится в поляка, коих там обитало во множестве. На упреки, что новый край он считает родиной, Григорий убеждал скорее о татарской, чем польской идентичности. Сын писал матери: «С чего вы вдруг хотите меня ополячить и с чего вы взяли, что я почитаю Гродно своей отчизной? Кажется, я этого не говорил, а если и говорил что подобное, то совсем в ином смысле. Я менее всего поляк и менее всего способен изменить своему. Родина моя Новгород, отчизна моя Россия, и я всегда русский, буду ли я в Москве или в Китае. А если бы я был поляком, то и остался бы поляком. Что здесь в Западном крае родина отцов, так не землемеры проводили границы родины и родины отцов. Западный край (татары живут в Седлецкой, Люблинской, Ковенской, Гродненской, Виленской, Минской и Волынской губерниях) и пограничные губернии Царства Польского есть родина здешних татар. Ни я, ни отец мой не были поляками, в чем, впрочем, ничего позорного нет. Я наполовину татарин и не считаю этого позорным. Полрусского, полтатарина»⁴⁷.

Заявление о сознательном восприятии татарского происхождения не было декларативным. Оно занимало Г. И. Юзефовича настолько, что созрела потребность узнать о литовских татарах больше, нежели рассказы родственников. Он начал изучать историческую литературу, искать в ней упоминания о татарах, а поскольку отдавал предпочтение сочинительству, сам взялся за перо.

Как большинство молодых людей, воспитанных в дворянских помещичьих семьях, Георгий Иосифович Юзефович был человеком образованным, любознательным, весьма начитанным и имел склонность к изящным искусствам. Военная служба была занятием скучным, разнообразил он ее чтением книг, газет и журналов. Книги брал в библиотеке офицерского собрания, позже обзавелся собственной библиотекой, а журналы выписывал. Читал переводную иностранную и русскую литературу*. Посещал театр, концерты, выставки живописи. Особенно увлекался фотографией**. В одно время посещал занятия живописи у художника-портретиста Кравченко⁴⁸. Словом, обладал качествами человека с развитым эстетическим вкусом и потребностью излагать свои мысли на бумаге. Недаром сообщал матери: «Я пишу свои записки, в которых описываю свою жизнь и вообще все, что вижу, слышу и чувствую»⁴⁹. Восхищался произведениями С. Т. Аксакова, подумывал о том, как «последовать его примеру и описать все те уголки, где жили наши деды, отцы и мы сами»⁵⁰.

Поэтому неудивительно, что в бумагах Г. И. Юзефовича сохранились заметки о предполагаемых сочинениях, он намеревался описать свои наблюдения, придав им литературную форму***. Однако среди его документов обнаружена только одна рукопись, упомянутая в заметках, а также материалы к этой рукописи. Это краткий исторический очерк о литовско-польских татарах. Очерк представляет собой небольшой рукописный текст на девяти листах, исписанных с двух сторон. В конце текста поставлена дата — 5 мая 1895 г. и подпись — Георгий Юзефович*.

Интересен тот факт, что в обширной корреспонденции Г. И. Юзефовича нет и намека на исследовательские занятия и работу над очерком о татарах. Матери об этом он не писал, зная ее реакцию на татарский фактор, а его письма братьям не сохранились. Конечно, следы информации об исследовательских начинаниях Г. И. Юзефовича могут быть в письмах братьев, которые еще не прочитаны. Судя по дате, изучением истории татар он занялся, устроившись в Санкт-Петербурге. Тогда же у него появилась возможность воспользоваться библиотеками второй столицы.

На занятия в библиотеке указывают конспекты прочитанной литературы и выписки о татарах из исторических трудов. В поисках информации о татарах Г. И. Юзефович обратил внимание на сочинение А. Мухлинского о происхождении и состоянии литовских татар, изданное в Санкт-Петербурге в 1857 г.⁵¹ Он переписал его полностью, не пропуская сносок и вставок арабскими буквами, однако не написал фамилии автора⁵². Сегодня исследование А. Мухлинского известно настолько, что не составляет труда идентифицировать этот текст в конспектах Г. И. Юзефовича.

Другим источником знаний о татарах была «Записка о правах и преимуществах татар, в Западных губерниях обитающих», сочиненная в 1838 г. заслуженными татарами, воевавшими в рядах армии А. Суворова. При ней находился текст сопроводительного письма главного начальника III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии Александра Христофоровича Бенкендорфа от 28 ноября 1838 г. министру юстиции Дмитрию Васильевичу Дашкову, которому пересылалась записка⁵³. Авторами записки были отставные полковники Давид Кенский, Юзеф Тальковский и губернский секретарь Барановский, выступившие от имени всех литовских татар с просьбой сохранить за татарами все дворянские права и преимущества ввиду предстоящих реформ дворянства мусульманского вероисповедания⁵⁴.

Текст записки изобиловал историческими реминисценциями и заверениями в вечной преданности литовских татар «законной власти и жажде славы Царю и России»⁵⁵. В бумагах Г. И. Юзефовича записка оказалась не случайно. В татарских семьях, причислявших себя к татарской элите, обычно хранились копии документов, связанных с историей и правовым положением общины*. Еще один источник сведений о татарах — это различные указы первой половины XIX в., касающиеся сохранения прав и привилегий литовских татар⁵⁶.

Кроме этих текстов, переписанных полностью, Г. И. Юзефович делал выписки из исторических трудов современников. О литовских татарах кратко упоминали историки Н. И. Костомаров и П. Н. Батюшков⁵⁷. Также он записал отрывок из исторического романа Ю. И. Крашевского «Ян Собеский», в котором приводилось обещание короля воинам хана Гирея, в случае если они перейдут на его сторону, дать те же привилегии и льготы, какими пользовались местные татары⁵⁸.

В записях Г. И. Юзефовича встречаются фамилии и других авторов, у которых он искал сведения о литовских татарах**. Однако наиболее интересным представляется то, что он пользовался документами, хранящимися у самих татар: «Бумаги Д. А. Юзефовича об изменении статей Свода законов касательно владения литовских татар душами» или «Древний акт у Сулькевича», а также Кораном Бучацкого⁵⁹. Кстати, Коран имелся и в его личной библиотеке. Приобрел он его в 1886 г., когда находился в Финляндии***.

Таким образом, из-под пера Г. И. Юзефовича вышло сочинение, представляющее собой компиляцию в основном из работы А. Мухлинского и исторической части «Записки о правах и преимуществах татар в Западных губерниях обитающих». Почерпнутые оттуда сведения он собственно дополнил единственным сюжетом о положении татар в Российской империи, начиная с того периода, который не мог охватить А. Мухлинский. Так, Г. И. Юзефович к упомянутым А. Мухлинским российским законам, предоставляющим литовским татарам исключительные льготы в пользовании дворянскими правами, добавил законы второй половины XIX в., предусматривающие исключения для литовских татар в приобретении земельной собственности в Западных губерниях и занятии воинских должностей. В представлении автора очерка литовские татары — народ пришлый, иноверческий, но ассимилированный, верный, преданный и благородный — в современную ему эпоху составляли неотъемлемую часть имперского общества, а по своим убеждениям и сознанию должны были принадлежать к русскому народу.

Вопрос о пробужденной татарской идентичности при всей безусловности ее присутствия в самоопределении Г. И. Юзефовича, в сущности, представляет собой образец неконфликтного восприятия национального параметра собственного «я». В его случае не приходится говорить о двойной идентичности — татарская успешно вписывалась в русскую идентичность и ее носителю не причиняла неудобства. Татарское происхождение не вызывало чувства второсортности, неприемлемости или отторжения. Наоборот, написанный им очерк проникнут незапятнанным чувством гордости за татарский род, к которому он принадлежал.

Можно предположить, что свой очерк о литовско-польских татарах Г. И. Юзефович писал с целью его публикации, возможно, в каком-нибудь военном журнале*. Неизвестно, попала ли его рукопись в печать. На этот вопрос должны ответить дальнейшие исследования. Для современного историка этот очерк представляет интерес в контексте поиска национальной (этнической) идентичности и не обладает научной ценностью.

Татарская идентичность никак не мешала проявлению русской. Мало того, в этом отношении Г. И. Юзефович оставался русским, несмотря на татарские корни. Его настоящая привязанность к русскости и православию присутствует в неоконченном повествовании-воспоминании о родовых гнездах Храповицких. В его рукописном наследии сохранились заметки об имениях, некогда принадлежавших роду, людях, их населявших. Подобные повествования сопровождали отрывочные воспоминания детства. Г. И. Юзефович описал часть имений, некогда принадлежавших его прадеду по материнской линии Борису Борисовичу Леццано*. Часть их в XIX в. перешла в чужие руки, часть сохранилась в руках потомков**.

В записках Г. И. Юзефовича появляются наследники и новые владельцы имений после Леццано, связанные с его семьей разной степенью родства, приходское православное духовенство и бывшие дворовые люди, выбившиеся в помещики. Он описал несколько раз менявшую владельцев усадьбу Ульяново, имения и урочища, окрестные погосты, благолепие сельских церквей и предания о «литовском разорении», хранившееся в памяти населения Перетинского погоста, в церкви которого венчались его дед Павел и бабушка Маргарита Храповицкие⁶⁰. Отсутствует отдельное описание родового гнезда матери Евгении Павловны — Архангельского. Оно упоминается в очерке об имении Каево, которое вместе с имениями Архангельское и Памозово досталось разбогатевшему на банковских операциях Ивану Яковлевичу Савичу, женившемуся на одной из дальних родственниц Г. И. Юзефовича⁶¹.

В сущности, рукопись является неоконченным рассказом потомка русских дворян о своем сословии. В нем отражена память о недавнем величии, утраченном богатстве, упадке и возрождении, переходящих из рук в руки имениях и родных местах.

Русскость Г. И. Юзефовича с полной определенностью проявилась во время событий 1905 г. Потрясенный взрывом волнений, стачек и забастовок, шествий с красными флагами, фамильярностью «хулиганов» по отношению к «господам», он писал: «текущие дела настолько противны, что избегаю о них говорить, слушать, писать, газет не читаю…»⁶² Однако вскоре он «ударился в политику», вступил в националистический монархический «Союз русских людей», активно посещал Русское собрание, где с интересом слушал доклады реакционных политических деятелей. Среди населения своих деревень в Новгородской губернии Г. И. Юзефович собственноручно распространял подписку на «Русскую газету» и «Русское знамя» и стоял, как писал, «за Царя, православие и Россию»⁶³.

Таким образом, на примере Г. И. Юзефовича, выходца из этнически смешанной семьи, дворянина и образованного офицера российской армии, можно проследить феномен двойной национальной (этнической) идентичности. Для ее реконструкции было использовано несколько сюжетных пластов. Биографический пласт позволил создать представление об окружении и факторах влияния на формирование русской и пробуждение татарской идентичности. Социокультурный — позволил выяснить интересы и предпочтения носителя идентичности. В этом конкретном случае возможен вывод, что для формирования национальной (этнической) идентичности необязательна прямолинейная передача ее кодов. При наличии благоприятных факторов может наступить корректировка или создание новой идентичности, причем в ярко выраженной активной форме, как в случае Г. И. Юзефовича*.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Tyszkiewicz, J. Zainteresowania i dorobek badawczy Stanisława Kryczyńskiego (1911-1941) // Słowiańszczyzna i dzieje powszechne. Studia ofiarowane Profesorowi Ludwikowi Bazylowowi w siedemdziesiątą rocznicę Jego urodzin. – Warszawa, 1985. – S. 363-385.

2. Письма Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 20 мая 1890 г. Рачки, 26 октября 1890 г. Деречин // Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 406, 422 об.

3. Там же, л. 444 об.

4. Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 31 июля 1884 г. Красное Село // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 13 б.

5. Письмо неизвестного лица (вероятно, чиновника военного ведомства) Е. П. Юзефович, 8 июня 1866 г. Санкт-Петербург // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 17, л. 8.

6. Письма Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 29 января 1885 г. Гельсингфорс, 10 ноября 1887 г. Санкт-Петербург // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 97 об., 301.

7. Там же, д. 104, л. 22 об.; Записки Юзефовича о судьбе и владельцах усадеб, оставшихся от его прадеда Б. Б. Леццано в Крестецком уезде Новгородской губернии (не датировано, конец ХIX в.) // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 104, л. 22 об.

8. Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 25 марта 1888 г. Санкт-Петербург // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 369 об.-370.

9. Генеалогическая таблица семьи Юзефовича // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 443 об.

10. Там же, д. 104, л. 11 об.

11. Письмо Г. И. Юзефовича брату Николаю, 26 ноября 1881 г. Ревель // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 79.

12. Письма Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 19 декабря 1885 г. и 15 января 1866 г. Гельсингфорс // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 116 об., 119.

13. Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 25 августа 1885 г. Гельсингфорс // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 79.

14. Письмо Н. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 8 октября 1884 г. Гельсингфорс // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 24.

15. Там же, л. 203; Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 10 октября 1886 г. Финляндская железная дорога, ст. Керава, д. Тюсьби // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 203.

16. Там же, л. 203 об.

17. Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 9 сентября 1886 г. д. Тюсьби // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 187.

18. Там же, л. 253, 263; Письма Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 2 июня 1887 г. Башево, 1 июля 1887 г. Ненаежник // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 253, 263.

19. Там же, л. 372 об.; Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 12 апреля 1888 г. Санкт-Петербург // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 372 об.

20. Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 26 октября 1890 г. Деречин // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 443 об.

21. Письма Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 15 февраля 1886 г. Гельсингфорс, 26 октября 1890 г. Деречин // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 120-121, 437.

22. Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 18 ноября 1890 г. Гродно // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 446.

23. Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 26 апреля 1886 г. Гельсингфорс // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 114 об.

24. Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 15 марта 1897 г. Санкт-Петербург // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 955 об.

25. Там же, л. 84 а; Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 25 декабря 1884 г. Гельсингфорс // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 84 а.

26. Там же, л. 144; Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 25 апреля 1886 г. Гельсингфорс // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 144.

27. Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 10 ноября 1887 г. Санкт-Петербург // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 301-301 об.

28. Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 27 января 1890 г. Гродно // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 384-384 об.

29. Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 26 октября 1890 г. Деречин // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 426.

30. Указ Правительствующего Сената от 10 декабря 1865 г. // Сборник правительственных распоряжений по водворению русских землевладельцев в Северо-западном крае. – Вильна, 1870. – С. 48-50.

31. Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 17 апреля 1890 г. Гродно // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 398 об.

32. Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 26 октября 1890 г. Деречин // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 430-432.

33. Письма Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 14 мая и 20 июня 1891 г. имение Корсаки // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 470-471, 475 об.

34. Там же, л. 546, 568, 582, 586 и другие письма матери за 1892 г.

35. Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 11 января 1894 г. Санкт-Петербург // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 732.

36. Письма Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 30 ноября 1896 г., 11 февраля и 3 марта 1897 г. Санкт-Петербург // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 887, 951, 956.

37. Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 6 ноября 1896 г. Санкт-Петербург // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 880-881.

38. Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 4 апреля 1897 г. Санкт-Петербург // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 963-964.

39. Письма Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 28 июля 1897 г. Косино, 15 апреля и 10 октября 1898 г. Санкт-Петербург // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 997-998, 1152, 1154, 1203.

40. Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 11 ноября 1899 г. Санкт-Петербург // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 1262, 1270.

41. Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 2 августа 1899 г. Санкт-Петербург // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 1245.

42. Там же, л. 1332 об.; Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 23 августа 1900 г. Санкт-Петербург // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 1332 об.

43. Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 3 ноября 1905 г. Санкт-Петербург // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 1365.

44. Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 26 октября 1890 г. Деречин // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 443-444 об.

45. Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 28 октября 1884 г. Гельсингфорс // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 22-22 об.

46. Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 12 апреля 1888 г. Санкт-Петербург // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 371 об.-372 об.

47. Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 26 октября 1890 г. Деречин // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 422-422 об.

48. Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 6 ноября 1898 г. Санкт-Петербург // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 1207 об.

49. Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 26 ноября 1881 г. Ревель // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 75.

50. Письма Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 25 и 26 апреля 1886 г. Гельсингфорс // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 144 об., 150.

51. Мухлинский А. Исследование о происхождении и состоянии литовских татар. – СПб., 1857. – С. 3-51.

52. РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 110, л. 16-45.

53. Там же, л. 46-52 об.

54. Bairašauskaitė, T. Lietuvos totoriai XIX amžiuje. – Vilnius, 1996. – P. 41-43.

55. РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 110, л. 49.

56. Там же, л. 53, 54.

57. Костомаров Н. И. Северорусское народоправство во времена удельно-вечевого уклада (История Новгорода, Пскова и Вятки). – СПб., 1886. – Т. 1. – С. 268, 270; Батюшков П. Н. Белоруссия и Литва. Исторические судьбы Северо-Западного края. – СПб., 1890. – С. 102-105, 373.

58. Крашевский Ю. И. Ян Собеский. – СПб., 1884. – С. 60-61.

59. Koran. Z arabskiego przekład polski Jana Murzy Tarak Buczackiego. – Warszawa, 1858. – T. I-II; РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 112, л. 1.

60. Там же, л. 11 об.

61. Там же, л. 33, 36.

62. Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 10 ноября 1905 г. Санкт-Петербург // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 1369 об.

63. Письма Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 12 декабря 1905 г. и 11 апреля 1906 г. Санкт-Петербург // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 1372, 1373, 1384.

Литовско-польские татары*

(краткий исторический очерк)

На Западной окраине России, в пределах бывшего Великого княжества Литовского и Королевства Польского вот уже пять веков проживают несколько тысяч татар — выходцев из Золотой Орды и Крыма, сохранивших свой народный тип, доселе исповедывающих** магометанскую религию предков, свято сохраняющих лучшие качества татарские: преданность вере и престолу, честность, доблесть воинскую, утративших с течением времени только свой природный язык и усвоивших язык народа, среди которого живут.

История горсти людей, разбросанных далеко один от другого по обширной площади Литвы***, живущих среди народов чуждых им по племени, по религии, по обычаям и соединенных между собой крепким сознанием племенного родства, единства веры и долга — быть честными, верными подданными Государя, которого дал им Бог, — не может быть не достойной внимания, и мы постараемся дать краткий очерк о происхождении и жизни литовско-польских татар с того времени, как они вышли из своей родины и поселились в Литве, а это было, повторяем, 500 лет тому назад.

Нет сомнения, что татарские выходцы появились в Литве уже в конце ХIII века, когда, по преданиям, вскоре после завоевания Крымского полуострова, татары появились в 1273 году на литовских границах, истребили враждебное Литве племя языгов**** и вошли с литовцами в непосредственные отношения. При Гедемине, как говорят русские летописи, татары Золотой Орды сделали несколько опустошительных набегов на южные владения литовского князя и, естественно, забирая и уводя в плен литовцев, и сами оставляли своих соотечественников во власти Литвы, и мы видим, что тогда уже татары служат в войсках Гедемина и в 1319 году в битве с Тевтонским орденом, составляют передовое войско.

В двадцатых годах ХIV столетия католические монахи Францисканского ордена, посланные в Литву для обращения язычников, свидетельствуют, что «нашли там пришельцев из владений какого-то хана, которые в своих молитвах употребляют азиатский язык»*.

Далее, при князе Кейстуте мы видим вспомогательные дружины татар в походе 1350 года против Казимира Великого, короля польского, с князем Ольгердом, предпринявшим поход в Подолию, занятую со времен Батыя татарами Орды, идут опять татары, как полагают, потомки пришельцев времен Гедемина. Наконец, по преданиям, сохранившимся в памяти литовских татар и удостоверенных турецким историком Печеви и польскими, хоть Джанибек, сын Узбека, шедший распространять ислам, был встречен в окрестностях Сандомера** (1343) Казимиром Великим, разбит им совершенно под Люблином и, конечно, оставил после себя немало татар в Польше и Литве.

Вот это-то и были первые татары, поселившиеся в Литве и уже верно сражающиеся за свою новую родину даже против своих же единоплеменников и недавних соотечественников.

Но все же их не могло быть много. Татарские поселения значительно расширились в пределах Великого княжества Литовского с приходом многочисленных полчищ их сородичей в правление Великого князя Витовта, ласково их принявшего, даровавшего земли и разные права и привилегии и навсегда оставившего в памяти татар благодарное воспоминание, но заслужившего за то в Европе обвинение в покровительстве бусурманам***.

В его время в Орде произошли события, главным образом содействовавшие выселению татар в литовские пределы.

В Золотой Орде правил тогда хан Тохтамыш, поставленный Тамерланом, ханом Белой Орды, вскоре изгнавший Мамая из Золотой Орды и занявший его престол. Чувствуя свою силу, Тохтамыш возмутился против Тамерлана, который явился на Волгу в 1391 году. Многие татары были им перебиты, другие же бежали в Литву, где образовали, по свидетельству Печеви, до 60 селений. В битве с Тамерланом Тохтамыш был разбит и, обращенный в бегство, в 1397 году сам явился в Литву со своими родичами и дружиной к Витовту и получил от него для местопребывания город Лиду.

В 1397 году Витовт с войсками, где уже находится дружина Тохтамыша, раззоряет* Придонские улусы, а жителей переселяет частью в Польшу, где они были окрещены Ягайлом, а большую часть в Литву, где новые пришельцы татары образовали поселения на реке Ваке, в самой Вильне, в нынешних уездах Трокском, Ошмянском, Лидском, Новогрудском, Брестском и Волыни и в Сувалкской и Ломжинской губерниях.

Великий князь Витовт, желая населить свои земли и видя в татарах воинственное племя, нужное ему в постоянных войнах с соседями, жаловал их землями, даровал им полную свободу вероисповедания, освободил их от всяких платежей, поборов, податей, даровал все права гражданства, и милостиво с ними обращаясь, имел в них вернейших своих подданных воинов и пользовался ими во всех своих походах, что побудило многих татар, недовольных порядком на родине, добровольно переселиться в Литву, где они, смешиваясь с прежде прибывшими, получали земли и права.

В 1398 году в походе своем за Днепр против Тимур-Кутлука и Едыгея Великий князь в своих полках вместе с полками литовскими, волошскими, польскими и немецкими — имеет и полки татарские Тохтамыша, — этот поход кончился, как известно, несчастною для литовцев битвою на реке Ворскле 12 августа 1399 года — и тем закончились войны Витовта с Ордою.

В 1410 году, 15 августа татарские полки под начальством Джелал-эд-дина, сына Тохтамыша, в числе 10 000 (а по сказанию меченосцев, вероятно пристрастному) участвуют в славной для Витовта Грюнвальдской (Танненбергской) битве и способствуют блестящей победе литовцев над Орденом.

Еще позднее, в 1426 году, татары под начальством хана Махмета являются с Витовтом в Псковской области и при взятии Опочки, построенной на месте прежде раззоренной литовцами Коложи, отличаются столько же храбростью, сколько и жестокостью, — и в том же походе участвуют в битве при Котельно.

Таким образом, татары, получившие при Витовте все права литовских граждан, крепко сражаются против всех врагов своего нового отечества, меченосцев, татар, русских и поляков.

Со времени Великого князя Витовта и следует считать начало правильного, оседлого поселения татар в пределах Литвы, обеспеченных к дальнейшему существованию дарованными правами, а именно с 1396 года. Когда хан Тохтамыш с дружиною явился в Литву и татары получили земли.

Но и после Витовта продолжается прилив новых поселенцев, правда, в несравненно меньшем числе и при более случайных условия: так в 1503 году Орда Метли-Гирея* явилась под Клецком, разорила его; но вернувшись в 1506 году опять под Клецк, встречена была кн[язем] Михаилом Глинским, разбита им и остатки их, захваченные в плен, были поселены в Клецке и Минске. В 1508 году татарския крымския орды были разбиты князем Константином Острожским под Виснёвцем и пленные водворены в Остроге, где до сих пор сохранилось название «Татарской» улицы, но самые следы существования татар исчезли, — и в Подлясье**, на левом берегу Буга, где они живут и доныне.

Первоначально следует считать число татар, живущих в Литве, десятками тысяч, и в сочинении «Аль-фуркан Татарский»***, написанном в 1616 году, говорится о 100 000 татар; сами татары утверждают, что уже при Витовте их поселилось свыше 40 000, а историк Нарбут пишет, что во времена Казимира Ягеллона и позднее в Литве считалось более 10 000 войска из литовских татар, которые образовали легкую кавалерию — уланов. Но со временем число их значительно уменьшилось, некоторые исчезли, переменили веру, другие слились с окружающими их инородцами, третьи пали в боях, наконец, четвертые, вследствие гонений во времена Сигизмунда III, ушли в Крым и Турцию, и теперь едва-ли можно их [на]считать во всех Западных губерниях свыше 5 000 человек, разбросанно живущих в губ[ерниях] Ковенской, в Виленской, в самой Вильне, в Трокском, Ошмянском и Лидском уездах, в Минской: в самом Минске, в Новогрудском и Слуцком уездах, в Гродненской губ[ернии]: в Бельском, Волковысском, Сокольском и Слонимском уездах, в Ломжинской и Сувалкской губерниях: в Седлецкой, близ м[естности] Тересполь и г. Бялы, в Волынской губ[ернии] и в г. Каменец-Подольском.

Наделенные землями и обязанные за то защищать край и всегда быть готовыми к походам, татары пользовались теми правами, которые представляла знатность их происхождения и дальнейшие заслуги, — почему мы и видим постоянное разделение их на знатнейших: князей, мурз и уланов и на простых, управлявшихся однако своей собственной татарской старшиной: маршалками по обязанностям гражданским и хорунжими, управлявшими во время похода хоругвь, т. е. отрядом; так мы видим, что татарские отряды были с Собесским при освобождении Вены, при взятии Хотина, и во многих последующих войнах, а в 1788 году отрядом кавалерии, составленной из дворян, командует генерал — татарин родом*.

Права и привилегии, данные Витовтом, подтверждались как его преемниками литовскими, так и польскими, после состоявшегося в 1569 году слияния Литвы с Польшей, и только один король Сигизмунд III, этот ревностный католик, притеснил татар, подвергая их гонениям, даже пытками по обвинению в чародействе, не только запрещая строить новые, но даже и поправлять старые мечети, не разрешая держать слуг-христиан. Но гонения эти кончились со смертью Сигизмунда III, и вступивший на престол Владислав IV отдал татарам справедливость, — возвратил им все преимущества и права, а последующие короли дали еще большие, равные с правами дворян других исповеданий.

Еще Витовт разрешил, а преемники его подтвердили, татарам-магометанам жениться на местных уроженках других вероисповеданий, даже христианках. Если, с одной стороны, первые пришельцы не могли иметь с собою женщин, то с другой, по преданию, татары вообще склонны были к единобрачию и тем снискали себе разрешение жениться на иноверках по взаимному их согласию с обязательством единобрачия и с правом для потомства оставаться в вере отцов. Затем постепенно им предоставлены были все гражданские права по владению, приобретению и отчуждению недвижимых имений, и отведенные им земельные угодья обращены были в их собственность, что послужило впоследствии к образованию поместий потомственных дворян из литовских татар, а также поселков татар мелкого землевладения. С самого начала их водворения в Литве обязанности воина либо сельского хозяина стало их назначением, честность — их долгом, верность и преданность престолу — их врожденным, как бы религиозным чувством.

Постепенно они усвоили нравы, обычаи и язык местных жителей, преимущественно белоруссов*, начали давать своим детям общее образование, приспособляя к службе военной, не чуждались, впрочем, и службы гражданской. Беднейшие, живя в своих поселениях, занимались хозяйством или промыслом.

С присоединением 14 ноября 1795 года** Литвы к России императрица Екатерина II манифестами 1795 и 1796 года благоволила подтвердить всем состояниям присоединенного края прежние их права, в том числе и литовским татарам, издав в высшей степени милостивый указ, данный 30 октября 1794 года генерал-губернатору князю Репнину, «не оставьте вы без замечания поселенных в литовских областях татарского племени войск, яко происходящих от народа храброго и прямодушного, а через то Наше Высочайшее об них попечение привлекающих: поныне чаем в них обрести отрасли тех добрых качеств, коими народ татарский нам известен, для чего поручаем вам… утвердить их в собственности и преимуществах и все их общество нашим священным словом обнадежить, что не только оставлять их в свободе отправлять свое богослужение и при всем том, что в Литве они имеют, но желаем, обезпеча*** их состояние, паче оное осчастливить…».

Воздав хвалу и благодарение Всевышнему создателю за столь радостное событие, как переход в российское подданство при столь милостивом к ним внимании с высоты престола, литовские татары, одушевленные чувством беспредельной благодарности и верноподданнической преданности, спешили стать в ряды победоносного российского воинства под знамена Суворова, Кутузова, Барклай-де Толли и в славную эпоху войн 1799, 1806, 1807, 1812-14 годов оправдали оказанную им высочайшую милость и воинскою доблестью засвидетельствовали преданность России.

Так же честно литовские татары продолжают служить и доныне, выказывая искони присущие им качества: честность, верность, доблесть воинскую, покорность и безграничную преданность своим государям, запечатленную кровью и жизнью многих из сынов их во время последовавших затем войн, польского мятежа 1831 и 1863, венгерской войны 1848 года, восточных войн 1853-55 и 1877-78 годов.

Преемники Екатерины Великой также милостиво относились к верным своим литовским татарам.

В царствование императора Николая I был возбужден вопрос о правах литовских татар, при сем по ходатайству виленского генерал-губернатора*, графа Бенкендорфа**, свидетельствовавшего о примерной жизни литовских татар и о их заслугах, вопрос этот по рассмотрении всех касающихся этого дела документов и справок в Комитете Министров разрешен последовавшим высочайше утвержденным в 14 день июля 1840 года мнением Государственного Совета, в котором вместе с подтверждением всех предоставленных прежде литовским татарам прав, высочайше выражены милостивые, драгоценные слова: «распространяя вполне действие российских законов на Западные губернии и оставляя ненарушимыми права поселенных издавна в них дворян магометанского закона, как по уважению к долговременному их оными пользованию и неоднократному сих прав нами и предками нашими подтверждению в награду за оказываемые во всех случаях ими верность и преданность престолу нашему…»

Милость эта главным образом заключалась в подтверждении права почитаться дворянами и пользоваться всеми присвоенными этому сословию правами; владеть имениями с крестьянами; держать прислугу всякого исповедания и вообще пользоваться всеми гражданскими правами.

В царствование императора Александра II по ходатайству виленского генерал-губернатора графа Баранова* воспоследовала еще новая монаршая милость — предоставление дворянам из литовских татар особых льгот и преимуществ по приобретению имений в Западных губерниях наравне с лицами православного и лютеранского исповеданий, о чем состоялось высочайше утвержденное в 14 день июля 1867 года положение Комитета Министров.

Наконец, в царствование в Бозе почившего императора Александра III литовские татары видели вновь явный знак милости и доверия: когда ограничено было магометанам империи право занимать некоторые воинские должности, — литовским татарам сделано было исключение, и они сохранили одни права с русскими.

В настоящее время татары живут в местностях, где пять веков тому назад осели их предки. Наружностью они выделяются из остального населения, литовского или славянского, сохранивши совершенно восточный тип, смуглость лица. Татары вообще не богаты, и не многие из них имеют значительные поместья, частью унаследованные от отцов, частью приобретенные собственными трудами. Значительная часть их живет в городах и местечках, где нередко есть целые «татарские улицы», занимаясь садоводством, огородничеством, извозом и кожевенным промыслом, другие живут по селениям, издавна им принадлежащим и часто носящим от них свои названия, — и занимаются с успехом сельским хозяйством. Многие из них служили и служат в войсках, в гражданских и выборных должностях, и в татарских поместьях и селениях можно найти немало старых ветеранов, заслуженных, награжденных орденами, удалившихся уже на покой и отдавших детей своих на служение родине.

Литовские татары все вообще дворяне и живут тесною семьей, редко породнясь** с чужими, восточными и южными магометанами. Среди татарских фамилий много весьма древних, считающих свое дворянство веками и ведущих род свой от татарских ханов, князей, мурз и уланов, а самые их родовые названия происходят от древних татарских, или от жен их, передавших свои фамилии целому роду.

Семейная их жизнь отличается патриархальностью, тишиной, уважением старших, послушанием младших, родственностью, — всякий литовский татарин встречает самую родственную встречу, если ему случится быть в доме единоверца, какая бы разница в общественном положении их не разделяла.

В общественной жизни татары общительны, не избегают иноверцев, доброжелательны, гостеприимны, и, отличаясь прямодушием, честностью и благородством, заслужили в крае справедливое уважение.

Татары все, даже беднейшие, грамотны, и родители стараются воспитать и дать европейское образование детям, какое только дозволяют их средства.

Татары свято хранят религию отцов своих, магометанство, и в местностях их поселений имеется более 10 мечетей, содержащихся на скудные их средства. Муллы выбираются среди их и в духовных делах зависят от симферопольского муфтия. Богослужения и молитвы произносят на арабском языке, уясняя смысл арабского текста по переводам на русский или польский языки.

Горсть татар литовских не могла, конечно, дать из своей среды ни знаменитых полководцев, ни всемирно известных ученых, ни других великих людей — гении и в многочисленных народах родятся веками — и, имея в своей среде нескольких заслуженных генералов, этого высокого воинского звания, достигнутого долгой боевой службой царю и Отечеству, нескольких из своих сынов, удостоенных ученых степеней, добившихся их упорным трудом, немало тружеников в должностях воинских и гражданских честностью, справедливостью, нелицеприятием и усердием незаметно приносящим свою лепту на алтарь Отечества, — все до последнего готовы и жизнь свою положить за царя и престол, и горды, что преступления между ними — редкость; что ни один из них не уличен ни в крамоле, ни в измене Отечеству, за которое многие из предков их сложили свои головы, горды признанными с высоты престола правом их именоваться вернейшими сынами России…

Да пребудет же в среде литовских татар на веки присущие им добрые качества, и да будет во век благословенна между ними память о венценосцах, даровавших им полноправность и милостиво к ним относившихся. Оставаясь в вере предков своих, литовские татары по чувству верности и преданности престолу и Отечеству да не уступят первенства лучшим сынам России; по языку, обычаям, образу жизни и воспринятии* культуры ничем да не отличатся от коренного русского населения. И по своим верованиям, согласно с учением своего Пророка Магомета, почитая Иисуса Христа Великим Пророком и Святым, а основные догматы христианства: веру в единого Бога, в воскресение из мертвых, в день Страшного суда, великое учение 10 заповедей господних, любовь к ближнему — признавая незыблемыми основами и своего магометанского учения, — да будут крепки в вере своей и в гражданском единении с христианскими своими братьями, исходя из того духовного положения, что всякая вера священна, если поучает верить в единого Всевышнего создателя, истинного Бога, и жить по его священным заветам. Аминь.

Георгий Юзефович.

5-е мая 1895 г. С.-Петербург.

* Отцом П. А. Храповицкого был сенатор, статс-секретарь Екатерины II Александр Васильевич Храповицкий (1749-1801), автор несколько раз издававшихся «Памятных записок».

** «Иосиф родился [в] 1860 г. 18 мая в среду в 6 ¼ утра, именины 26 января; Давид родился [в] 1862 г. 3 апреля во вторник, в 9 ½ часов вечера, именины 12 апреля; Георгий родился [в] 1864 г. 21 февраля в пятницу в 9 ¼ часов утра, именины 21 февраля; Николай родился [в] 1866 г. 3 декабря в субботу в 5 часов вечера, именины 6 декабря» (см.: Записки бабушки Маргариты Ивановны Храповицкой, ур. кн. Ухтомской и продолжение их дедом Павлом Александровичем Храповицким // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 105, л. 7 об.).

* В этот период в Санкт-Петербурге действовало Санкт-Петербургское пехотное юнкерское училище и 1-е военное Павловское училище.

** Абаза Константин Константинович (1841-1905) — русский военный историк, писатель, педагог. Преподавал в Санкт-Петербургском пехотном юнкерском училище (заместитель, затем и. о. начальника).

* Следует обратить внимание на то, что уже в XIX в. литовские татары-мусульмане отмечали христианские праздники.

* Имение Ватагино, расположенное в Балахнинском уезде Нижегородской губернии, Г. И. Юзефович упоминает в корреспонденции как фамильную собственность (см.: письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 18 июля 1884 г. Красное Село // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 8).

** «Сим удостоверяю, что к вам в деревню, т. е. усадьбу Маслово со всеми принадлежащими к ней землями и угодьями, приезжать не буду с тем, чтобы переделки производились согласно условиям, или как вам заблагорассудится… Соблюдая все права собственности вашей, я ни посещать усадьбы, ни как бы то ни было касаться дел ее не буду, в чем ручаюсь. На сие согласие и Николай “подписку” пришлет» (см.: письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 29 января 1885 г. Гельсингфорс // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 94-94 об.).

* «Дядя Давид Амуратович знаток устраивать свои дела. Имея в 1865 г. 18 000 руб[лей], даже меньше, он купил за 21 000 руб[лей] Лапеницу 2 100 дес[ятин], дающую ему теперь чистых 2 100 руб[лей] сер[ебром]. Продавши оттуда лес на 20 000 руб[лей], купил он Сидорки за 5 000, продал оттуда лесу на 7 000 и получает доходу 400 руб[лей] сер[ебром]. Лет десять тому назад купил лучшее из своих имений Репничи в 18 верстах от Слонима за 40 000 руб[лей] сер[ебром], из них 18 000 вечного долга на имении, т. е. доплатил 20 000 руб[лей]. Здесь 800 дес[ятин] и получает он 3 100 руб[лей] дохода. Теперь, призанявши 5 000 р[ублей] (капиталов у него нет) и закладывая Лапеницу, покупает громадное имение с переводом долга, что-то около 3 000 дес[ятин]. Словом, теперь с имений, нигде не заложенных, имеет до 6 000 чистых (с мельницами и фруктовым садом)» (см.: письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 26 октября 1890 г. Деречин // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 429-429 об.).

* Возможно, что в звании подполковника Г. И. Юзефович вышел в отставку в 1905 г. На это указывают даты взносов, которые он регулярно платил Экономическому обществу офицеров гвардейского корпуса и находящемуся при нем товариществу взаимопомощи. Последний взнос сделан в мае 1905 г. (см.: РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6; д. 122, л. 21). Однако в письме матери от 10 ноября 1905 г. он писал: «18-го октября во время шествий с красными флагами я попал как раз в ту минуту, когда два таких течения встретились и братались. А я прямо на извозчике. Вдруг какой-то чумной кричит: “Полковник! Сними шапку!”» (см.: РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 1369 об.).

* См.: Распоряжения на день моей безвременной кончины. 29 января 1900 г. // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 109, л. 2 об.

* В письмах Г. И. Юзефовича к матери упоминаются романы С. Смайлса «Расчетливость», Г. Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома», Л. Захер-Мазоха «Общество врагов женщин», Ч. Диккенса «Давид Копперфильд» (см.: РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 26 об.).

** «Пришлите от Ширля фотографические вещи… Имею штук 20 безукоризненно отпечатанных видов» (см.: РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 27 об.).

*** Рукописи. Записки наблюдателя «И смех, и стыд, и горе» Г. Ю. Юзефовича 1899 г. // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 112, л. 1 об. Перечислены в столбик следующие рукописи: 1. Литовско-польские татары; 2. Период топографства; 3. Денщики; 4. Дисциплина; 5. Хорошие съемщики; 6. Офицерская служба и солдатская; 7. Доктора для военной службы; 8. Деревня. Вполне вероятно, список не обязательно означал, что Г. И. Юзефович написал все тексты на перечисленные темы. Речь могла идти только о замысле произведения.

* Рукописи Георгия Иосифовича Юзефовича по вопросу о Литовско-польских татарах // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 110, л. 1-9. На л. 10-15 об. тот же текст, только без подписи и даты.

* Текст записки Кенского, Тальковского и Барановского известен по архивным источникам. Один его экземпляр хранится в Литовском государственном историческом архиве (ф. 378, общий отдел. 1832, д. 2357, л. 94-102).

** «Антонович, профессор истории Юго-Западной и Западной России», вероятно: В. Б. Антонович «Монографии по истории Западной и Юго-Западной России» (СПб., 1885); «История Устрялова», вероятно: Н. Г. Устрялов «Русская история» Ч. 1-5, (СПб., 1837-1841). Также он пользовался памятными книжками Виленской, Гродненской, Минской, Волынской, Люблинской, Седлецкой, Варшавской, Сувалкской губерний (см.: РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 112, л. 1-2).

*** «Выписал, между прочим, Коран Магомета (недавно же предки были мусульмане)…» (см.: Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 1 июля 1886 г. Парола // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 164).

* Печататься в военных журналах для офицеров российской армии не было событием из ряда вон выходящим. «Иосиф заведует охотничьей командой в полку, пустился в литературу, черкнул маленькую статейку в “Военном сборнике” и получил 60 р[ублей] за оную» (см.: Письмо Г. И. Юзефовича Е. П. Юзефович, 19 августа 1891 г. Корсаки // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 6, л. 484).

* Леццано Борис Борисович (1740-1827) — генерал от инфантерии, государственный деятель, военный губернатор Архангельской губернии (1797), генерал-губернатор Иркутской губернии (1799-1802). Император Павел I пожаловал Леццано имение в Новгородской губернии (?), где он построил усадьбу Ватагино, которой до начала ХХ в. владели его потомки.

** Записки Юзефовича о судьбе и владельцах усадеб, оставшихся от его прадеда Б. Б. Леццано в Крестецком уезде Новгородской губернии (не датировано, конец ХIX в.) // РГИА, ф. 707, оп. 1, д. 104, л. 1-36.

* Работа выполнена в рамках программы «Национальная программа развития гуманистки» (Narodowy Program Rozwoju Humanistyki), финансированной министром науки и образования Польской Республики в 2012-2015 гг., проект № 0156/FNiTP/H12/80/2011.

* Текст печатается с сохранением стилистики и орфографии оригинала (здесь и далее подстрочные примечания автора вступительной статьи).

** Исповедующих.

*** Для Г. И. Юзефовича понятие «Литва» не имеет конкретного определения. Он позаимствовал это название у А. Мухлинского, не задаваясь вопросом, что оно могло означать. Между тем название «литовско-польские татары» он мог перенять у самих татар. А. Мухлинский использует исключительно название «литовские татары».

**** Языги — название одного из сарматских племен. Тезис о языгах почерпнут из «Записки о правах и преимуществах татар в Западных губерниях обитающих».

* Речь идет об анналах Луки Вадинга: Lucae Wadingi Annales ordinis Minorum ab anno 1208 ad an. 1540, Lugduni 1672.

** Сандомира.

*** Басурманам.

* Разоряет.

* Крымский хан Менгли-Гирей (1445-1515).

** Подлесье.

*** Alfurkan Tátárski prawdziwy na cztérdzieśći częśći rozdzielony ktory zámyka w sobie początki Tátárskie y przygnánie ich do Wielkiego Xięstwa Litewskiego… Teraz nowo przez Piotra Czyżewskiego (ktoremu Assan Alejewicz Tatarzyn z Waki Oyca zabił) zebrany y do druku Tatarom wszystkim gwoli nadany w roku 1616.

* Имеется в виду Юзеф Беляк (1741-1794).

* Белорусов.

** 24 октября 1795 г.

*** Обеспечив.

* Имеется в виду Николай Андреевич Долгоруков (1831-1840).

** Бенкендорф Александр Христофорович (1782-1844).

* Баранов Эдуард Трофимович (1866-1868).

** Породнившись.