Р. Валеев. «Хамит, если сохранишь жизнь, то обязательно расскажи обо мне…» (Г. Шараф)

«Хамит, если сохранишь жизнь, то обязательно расскажи обо мне…»

(Г. Шараф)

В данной публикации вниманию читателей мы предлагаем письма, речь в которых идет об известном представителе татарской интеллигенции, внесшем крупный вклад в культурное и политическое развитие татарского народа, Г. Шарафе. Гильмутдин Шарафутдинович Шараф, уроженец с. Аксу (Кишер Аксуы) (ныне Буинского муниципального района РТ), родился в 1885 г. В 1906 г. вместе со своими братьями* открыл первую татарскую типографию «Матбагин Шараф», позднее ставшую издательством «Магариф». В то время Шараф находился под постоянным наблюдением, и издательство четыре раза подвергалось закрытию. В течение нескольких лет типография существовала под различными названиями (В. Е. Казакова, М. А. Мустафина, Саинов типографиясе и т. д.). В 1906-1912 гг. она напечатала более двух млн татарских книг, познакомив читателей с такими писателями, как Л. Толстой, И. Куприн, Н. Гоголь, И. Тургенев, Конан Дойль, Жан-Жак Руссо, Даниель Дефо и др. В типографии «Матбагин Шараф» были опубликованы первые произведения Г. Тукая, М. Гафури, Ф. Амирхана, Г. Камала. Пользовались типографией молодого Гильмутдина Х. Ямашев, С. Рахманколый и др.

В 1920-е гг. Г. Шараф работает экономистом, заместителем управляющего частным коммерческим банком в Казани¹. В 1926 г. начались аресты и увольнения. Советские органы рекомендовали использовать Шарафов лишь в техническом направлении. В одном из архивных документов читаем: «Связь татарской интеллигенции с духовенством осуществляется главным образом через братьев Шараф, связанных родственными узами (Галимзян Шараф был женат на дочери Ризы Фахретдинова Асме. — Р. В.), начиная от рядового муллы до муфтия ЦДУ Фахретдинова включительно»². Вскоре начинается борьба с «шарафизмом», и в октябре 1927 г. Гильмутдин был арестован, осужден и отправлен на три года в Орловскую область. Представители ОГПУ позаботились и о том, чтобы после окончания срока ему не разрешили вернуться в Казань. Он оказался в Ленинграде, где работал снабженцем, охранником, бухгалтером и др.

21 марта 1938 г. его арестовали второй раз. Вскоре было состряпано и обвинительное заключение, где отмечено, что он является участником контрреволюционной националистической группы в Ленинграде, созданной агентом японской разведки Каримом Сагидом. Особая комиссия осуждила его на восемь лет тюрьмы. Г. Шарафа отправили в Сибирь в Красноярские лагеря.

Дело Гильмутдина Шарафа в мае 1958 г. рассмотрел Военный трибунал и принял постановление: решение Особого совещания от 2 июля 1939 г. считать отмененным, дело закрыть ввиду отсутствия состава преступления. Так в его истории была поставлена точка.

Последний период жизни Г. Шарафа раскрывается в письмах Хамита Хакимова, вернувшегося из этих лагерей в 1965 г. Эти письма были переданы автору статьи дочерью Гильмутдина Шарафа Энже Сагидовой, которая в 1996 г. приезжала на конференцию, приуроченную 100-летию Галимджана Шарафа, организованную историческим факультетом КГУ при участии Всемирного Конгресса татар. Мы предлагаем их вниманию читателей.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Татарский энциклопедический словарь. – Казань, 1998. – С. 661.

2. Вәлиев Р. К. Фаҗига. – Казан, 1996. – Б. 121.

№ 1. Письмо Х. Хакимова Ш. Г. Шараф

18 апреля 1956 г.

Здавствуйте, Шафика Гильмеевна!

Ваше письмо от 26 марта сего года получил, за что большое спасибо.

С Гильми абый я познакомился летом 1940 г. Как-то проходя мимо одного барака я за долгое время впервые услышал говор на родном языке. Около барака сидели двое: Ваш отец и Вахитов Габбас Нуриевич — доцент кафедры ботаники КГУ.

Вот с этого дня мы стали неразлучными друзьями, пока нас не разлучили, а эта разлука случилась, приблизительно в Х или ХI-41 г., т. е. Гыйльмый абый отправили в инвалидный лагерный пункт (сначала этот лагерный пункт назывался «третьим» инвалидским, затем «десятым» и «шестым» и, наконец, «первым» ОЛП Краслага МВД СССР), где он и скончался от пеллагры, эта болезнь сопровождается поносом и кончается смертью больного; лишь очень редкие организмы переносят ее.

Гыйльми абый до своей смерти ровно один месяц работал хлеборезом и заболел 31.ХII.42 г. Умирающий уходит от жизни при полном сознании, что у больного температура бывает нормальная или немного пониженная.

Мне о смерти Гильми абый сообщили наши общие друзья-старики узбеки, которые лежали с ним в одной палате, и Ваш отец этих узбеков просил, чтобы они о его кончине сообщили мне, а я — Вам.

Вами полученная бумага о диагнозе и дате смерти не правдоподобна, ибо в те годы смертность была очень большая. На том лаг[ерном] пункте на 650-700 человек контингента ежедневно умирало 35-40 человек, поэтому своевременно и правильно не успевали устанавливать диагноз, и часто случалось, что писали акт о смерти, а диагноз брали с потолка, притом зав[едующей] больницей была молодая и неопытная женщина, и она могла ошибиться.

Гыйльми абый в Крас[ноярский] лаг[ерь] [прибыл] этапом из Котласа, с того этапа сохранились люди, которые вашего отца знали: например, я еще помню фамилии Пенсон Рахильд Давыдович, Роза Львовна Зиголенд, Певзнер Хая Исаковна (первые два врачи, где-то в Москве или в Киеве работают).

Осенью 1941 г. у Гыйльми абый украли хороший пиджак; зная даже кто украл, он об этом не мог донести, а лишь переживал внутри.

Очень интересовался событиями: положением на фронте, когда немец начал бомбить Ленинград. Он однажды из сундука вынул письма от Вас, перечитав кое-какие из них, мне показал фото (квартирный снимок Вашей матери за семейным столом), и тогда он рассказывал, что вы живете на самом опасном месте — около Балт[ийского] вокзала на 7-м этаже.

Весной [19]41 г., когда его отправили на другой лаг[ерный] пункт, мне вручили письмо от узбека, адресованное отцу; письмо было написано в походных условиях. Когда студентов их института отправили в зап[адном] направлении, я это письмо переотправил по назначению, но ответа от Гыйльми абый не получил.

Вот пока все, что запомнил о Вашем отце. Ваш адрес мне сообщила моя родная сестра из Казани, ее муж Риза; к сожалению, я его фамилии не помню, но знаю, что он приходится Вам дядей, выходит, что мы с Вами даже «Кода-Кодача».

Шафика Гильмеевна, живы ли тетя Зифа и ее дочери и сын, ведь мы с ними общались. Мне как-то в Крас[ноярском] лаге[ре] рассказывали, что в Конском, на лаг[ерном] пункте находился Галимджан Шараф* и там же якобы скончался.

Я до сих пор храню еще одну просьбу одного молодого ученого из аспирантуры АН, историка; он работал над историей народов Средней Азии (узбеков), его фамилия Морозов Игорь Лазаревич, ему было 28-29 лет; он скончался в январе 1939 г. во Владивостоке от ФВС, очень приятный молодой человек был.

Его мать жила в Ленинграде по ул. Ленина дом № 76 кв. 8 (если не ошибаюсь), вот этот товарищ просил меня сообщить о его смерти матери и невесте.

Во Владивостоке же были из нашего города проф[ессор] Чертков Д. К., Рафриве Ошман А. и др[угие], ведь прошло много времени, а светлая память сохранилась о друзьях и товарищах по несчастью.

Я иногда сам себе задаю вопрос: как я уцелел, ведь я провел 18 лет, а ведь по сути дела, ни за что; особенно это ясно стало после ХХ съезда, после письма «О культе личности». Думаю, что разболтался, прошу извинения. До свидания. Пишите. С приветом, Хамит.

№ 2. Письмо Х. Хакимова Ш. Г. Шараф

4 марта 1956 г.

Многоуважаемая Ш[афика] Г[ильмеевна].

Я в период с 1940-1942 гг. был близким другом и приятелем Вашего покойного отца Гильми абы. Он скончался 5.1.1942 г. в Красноярском крае на лагерном пункте, находящимся в 12 км. от ст. Решеты и похоронен на кладбище для заключенных; смерть наступила на пятый день с начала болезни, наименование болезни — пеллагра, которая сопровождалась диспепсией.

Мәрхүм* Гильмый абы пользовался уважением среди всех заключенных, работу он выполнял посильную в соответствии со здоровьем, особенно не голодал.

Что же Вам еще рассказать о нем; что не задолго до смерти он получил письмо сына, т. е. от Вашего брата.

Я свое маленькое послание пишу по просьбе Гильми абы, который в жизни мне говорил: «Хамит, если сохранишь жизнь, то обязательно расскажи обо мне,.. я чувствую близость своей кончины...».

Итак, разрешите Вам сообщить в двух словах о себе: я сел 13.V.[19]37 и освободился 13.IV.[19]55 г.

До заключения я жил в Казани; хорошо знал семью Булатовых и братьев Шараф (Галимжан и Бурган).

С получением сего письма прошу Вас уведомить о получении; на интересующие Вас вопросы могу ответить. С приветом Хамит.

Простите меня. Жива ли Ваша мама, и где находится Ваш брат.

Ваша мама, которую зовут Рахиля** апа, а ваше имя я не знаю, так же, как и вашего брата; знаю одно, что вы учились в аспирантуре, а брат — в институте нефтяников.

Хамит.

Из личного архива автора.

* Подробнее о династии Шараф см.: Гарифуллин Д. Знатные люди из села Аксу // Гасырлар авазы – Эхо веков. – 2010. – № 3/4. – С. 274-279.

* Галимджан Шараф отбывал срок в лагерях Мурманской области и вернулся через восемь лет в 1945 г. тяжело больным, умер 13 января 1950 г., похоронен на татарском кладбище в Казани.

* Мәрхүм — покойный (тат.).