Хабибрахманова О. А. Жилищная политика власти и научная интеллигенция ТАССР в 1920-1930 гг.

Жилищная политика власти и научная интеллигенция ТАССР

в 1920-1930 гг.

В 1920-1930 гг. в городах особенно остро проявлялись проблемы жилья. Фонд Министерства коммунального хозяйства ТАССР, имеющийся в Национальном архиве Республике Татарстан, располагает данными переписи населения г. Казани и слобод по состоянию на 1923 г. Согласно им по санитарным нормам на каждого жителя города полагалось 2 кв. сажени жилой площади. Жилищный фонд города на тот период состоял из 8 087 строений, общей площадью 255 403 кв. саженей, а для удовлетворения потребностей в жилье требовалось 304 436 кв. саженей. Собственного жилья не имели 24 503 тысячи казанцев¹.

Остроту жилищной проблемы в полной мере ощущали научные работники. Вспоминает жена аспиранта И. Г. Валидова: «Общежитие на улице Сакко и Ванцетти. Комната была в одно окно, маленькая и стояли в ней одна кровать, один стол. Одна тумбочка и два стула. Квартиру во дворе университета мы получили позднее… У нас было печное отопление и, естественно, дрова мы сами пилили. Ибрагим Гильманович колол. А пилили мы много — по 8-10 кубометров, так как топили две печи»².

В начале 1920-х гг. центром были разработаны инструкции о порядке выселений, расселений и уплотнений научных работников. 16 января 1922 г. на основании инструкций Совнарком РСФСР принял постановление «Об улучшении жилищных условий научных работников»³. Согласно новому законодательному акту научным работникам предоставлялось право на дополнительную комнату для научных занятий сверх общегражданской нормы, причитающейся им и их семьям жилой площади «для лабораторий, чертежных, библиотек, коллекций и всякого рода научных занятий, необходимых по специальности»⁴. Чтобы воспользоваться этим правом, ученый должен был стать членом особой организации — Комиссии по улучшению быта ученых. Вход в нее был открыт научным сотрудникам с многолетним стажем и ведущим активную общественную работу по поддержке советской власти.

В 1920-е гг. было введено так называемое право на самоуплотнение, которым могли воспользоваться и научные работники. «При наличии в квартире научных работников комнат, сверх закрепленных за ними, предоставить им право на самоуплотнение в двухнедельный срок с момента освобождения или взятия на учет свободного помещения»⁵.

Нередкими в начале 1920-х гг. были случаи выселения собственников из их жилплощади. Массовым было подселение к домовладельцу дополнительных жильцов. Постановление Совнаркома РСФСР от 16 января 1922 г. учитывало и эти моменты. Выселение научных работников из занимаемых ими помещений могло производиться только по суду и лишь в тех случаях, когда наблюдалось небрежное отношение к жилищу. Также выселению мог быть подвергнут научный работник, отказавшийся вносить плату за помещение⁶.

Научному работнику могло быть выдано удостоверение, охраняющее его жилищные права. Все жилищные отделы были обязаны принимать эти удостоверения, а в случае возникновения спорных вопросов руководствоваться ими. Удостоверение выдавалось на три месяца, затем его необходимо было перерегистрировать в Комиссии по улучшению быта ученых⁷.

Реализация постановления Совнаркома РСФСР о защите жилищных прав научных работников проводилась и в ТАССР. Совнаркомом республики были разработаны льготы ученым республики для улучшения жилищных условий, учитывая напряженность ситуации. Так, в коллективном заявлении казанской профессуры говорилось: «Имеется ряд вакантных кафедр. Причины незамещения в том, что, несмотря на желание работать в Казани, ученый… с первого же шага натыкается на невозможность найти для себя и своей семьи помещения. Это всем так хорошо известно, что считается уже навязчивостью напоминать об этом, об этом нужно кричать…»⁸

В отчетах местной комиссии по улучшению быта ученых можно встретить записи о необходимости срочного урегулирования крайне обострившегося квартирного вопроса. «Человек 30-40 научных работников ютятся в лабораториях и кабинетах вузов, в маленьких комнатах частных квартир, в обстановке, исключающей нормальную научную работу»⁹.

После выхода в свет инструкции о создании жилищных поселков ВЦИК от 9 января 1924 г.¹⁰ ситуация усложнилась еще больше. Согласно документу за каждым учреждением и предприятием закреплялось несколько жилых домов, создавались своеобразные поселки, право проживания в них предоставлялось сотрудникам научных учреждений и организаций. При этом устанавливалось право выселения в административном порядке лиц, не связанных службой или работой с этими учреждениями. Инструкция распространялась и на научных работников. «В мае месяце в мое отсутствие семья была незаконно выселена, и до настоящего времени я не имею жилплощади. Живу временно в полусгнившем помещении площадью около 8 кв. метров с семьей в 4 человека. Обращался в прокуратуру и горсовет…»¹¹ Это заявление в Комиссию по улучшению быта ученых поступило от П. С. Гурьянова, ученого с 22-летним стажем. Оно было удовлетворено, но квартира, которую предложили П. С. Гурьянову, была уже занята аспирантом Айзатулловым. «Сектор райсовета Бауманского района выдал ордер гражданину Гурьянову, который занял согласно полученному адресу комнату, занимаемую мною в доме Кирова по Достоевской улице № 68. Вещи, принадлежащие мне, были выброшены Гурьяновым в небезопасное место. Я лично находился в доме отдыха…»¹²

18 июня 1924 г. в СНК РСФСР поступило письмо Наркомпроса РСФСР о нарушениях постановления о предоставлении научным работникам жилищных льгот¹³. В документе отмечалось, что инструкция ВЦИК от 9 января 1924 г. значительно осложняла положение научных работников, так как разрешало выселять их в административном порядке из домов-коммун и домов, закрепленных за учреждениями и предприятиями. Также указывалось на необходимость предоставления права на оплату дополнительной площади по единому тарифу. Наркомпрос РСФСР отмечал, что подобные действия вызывают недовольство среди научных работников и подрывают авторитет Советской власти¹⁴.

В середине июня 1926 г. выходит постановление ВЦИК и Совнаркома РСФСР «Об ограничении принудительных уплотнений и переселений в квартирах». Постановление подтверждало возможность выселения научных работников из домов, закрепленных за учреждениями и предприятиями, но вместе с тем предусматривалось право на другую жилую площадь.

Со временем в число льготников, имеющих право на получение дополнительного жилья, были включены члены Секции научных работников созданной при Всеработпросе (профсоюзной организации, поддержавшей Советскую власть). При секции, по примеру других организаций и предприятий, был организован жилищный поселок научных работников, на балансе которого находилось четыре дома. Квартиронанимателей было 138. Среди них 18 семей преподавателей и сотрудников Казанского университета, семь семей преподавателей и сотрудников Сельскохозяйственного института, две семьи от Ветеринарного института, пять семей от Медицинского института. Больше семей ученых в жилищный поселок Секции научных работников заселить не удалось. Судя по заявлениям, нуждающихся семей было в три раза больше. Но другие квартиры были заняты прежними жильцами, выезжать из которых они не спешили. Более того, часто и выселить их оттуда было невозможно. Жилищная комиссия секции научных работников отмечала, что в поселке «40 % чужих, но вопрос о их выселении труден, так как они принадлежат к трудовому элементу»¹⁵. В 1927 г. в поселке проживал 191 научный работник¹⁶. Жилищные условия были далеки от нормальных. «Несмотря на наружные и внутренние батареи, свирепствует неимоверный холод — 5 градусов. 1. Замерзла вода в водопроводе (весь верхний этаж без воды). 2. Лопнула штукатурка у потолка и стен. 3. Заболели дети»¹⁷. Картину дополняет следующая жалоба: «В квартире стирка и сушка белья, плевки и сморканья прямо на пол, крики с утра до ночи — все это в квартире без сносной изоляции»¹⁸. Но даже таких жилищных условий мог добиться не каждый ученый.

С начала 1930-х гг. власти откровенно ставили наличие жилищных условий в зависимость от политической лояльности ученых. В документах выделяются «некоторые категории ответственных работников», которые могли пользоваться особыми льготами. В 1930-е гг. жилищные проблемы оставались нерешенными, а в некоторых случаях даже приобретали более острую форму.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. НА РТ, ф. Р-1130, оп. 1, д. 251, л. 64.

2. Габбасова М. А. Незабываемое // ОРРК НБЛ КГУ, ед. хр. 10076, л. 5.

3. Шесть месяцев работы Центральной комиссии по улучшению быта ученых при Совете народных комиссаров. Краткий отчет. – М., 1921. – С. 54.

4. НА РТ, ф. Р-644, оп. 1, д. 99, л. 3.

5. Там же.

6. Там же.

7. Там же, ф. Р-1337, оп. 1, д. 60, л. 3.

8. Там же, ф. Р-644, оп. 1, д. 494, л. 89.

9. Там же, д. 152, л. 15.

10. Организация науки в первые годы Советской власти (1917-1925 гг.): Сб. док. – Л., 1968. – С. 39.

11. НА РТ, ф. Р-732, оп. 1, д. 2126, л. 581.

12. Там же, л. 588.

13. Организация науки в первые… – С. 357.

14. Там же. – С. 39.

15. НА РТ, ф. Р-644, оп. 1, д. 335, л. 89.

16. Там же, д. 553, л. 37.

17. Там же, ф. Р-732, оп. 1, д. 2126, л. 266.

18. Там же, л. 323-324.