Галлям Р. Г. Летописный казанский князь Костров (К истории социальной элиты Казанского ханства)

Статья посвящена жизнедеятельности сановника Казанского ханства первой половины — середины XVI в. князя Кострова. Изложены некоторые наблюдения и выводы относительно генеалогии его происхождения, государственно-дипломатической, военной и служебной деятельности до и после завоевания Казани в 1552 г.
Рубрика:
Тип статьи:
Научная статья
Язык статьи:
Русский
Дата публикации:
08.12.2012
Статья представлена в издании
Гасырлар авазы - Эхо веков 3/4 2012

Летописный казанский князь Костров

(К истории социальной элиты Казанского ханства)

В постсоветское время значительно возрос исследовательский интерес к татарской знати, тюрко-татарским аристократическим родам эпохи Средневековья. Он обусловлен научными, историко-краеведческими, родословными мотивами, пониманием роли и места тюрко-татарской социальной элиты в отечественной истории, истории татарского народа.

На базе имеющегося круга источников попытаемся рассмотреть некоторые судьбоносные вехи жизнедеятельности одного из видных сановников Казанского ханства первой половины — середины XVI в., летописного князя Кострова, изложить некоторые наблюдения и выводы относительно генеалогии его происхождения, государственно-дипломатической и военной служебной деятельности до и после завоевания Казани в 1552 г.

По источникам XIV-XVII вв., созвучные имена «Костров», «Кострок» (или «Кострук») (в русской транскрипции) были в обиходе среди тюрко-татарской аристократии позднего Средневековья. Так, в Патриаршей (Никоновской) летописи в числе золотоордынской знати, погибшей в битве с русскими при р. Воже (1378), упоминается татарский князь по имени «Кострок» (или «Кострук»)1.

Среди золотоордынских выходцев в Руси человек по имени «Костров» зафиксирован еще в конце XV в., что подтверждается исследованием С. Б. Веселовского. В документе, датируемом 1496 г., в числе помещиков на Руси упоминается человек по имени «Костров Мамыш Жеребцов»2.

С. Б. Веселовский местом его службы определяет г. Новгород (имея в виду г. Великий Новгород). Однако в источниках XV-XVI вв. под названием «Новеград» (без прилагательного «Нижний») обычно фигурирует Нижний Новгород. Соответственно, упомянутый помещик, скорее всего, был испомещен не в Великом, а Нижнем Новгороде («Новеграде»). При этом не исключена возможность того, что он имеет какое-либо отношение к известной русско-дворянской фамилии Костровых.

Известный ученый-археолог А. Х. Халиков, автор научно-популярной книги «500 русских фамилий булгаро-татарского происхождения» (Казань, 1992), родоначальником дворянского рода Кастровых считал рассматриваемого князя Кострова Казанского ханства. При этом он заметил, что «этимология основы фамилии неясна». Тем не менее выдвинул свое предположение: «Может быть, от казанско-татарского “кыстыр — “зажми”?»3 Данная гипотеза представляется весьма оригинальной, но неубедительной. Понятно, что в основе фамилии Кастровых лежит личное имя позднесредневекового татарского князя Кострова. Очевидно, расшифровку оригинала имени нужно искать в перечне тюркских, мусульманских имен средневекового Востока. В этой связи оно весьма созвучно, почти совпадает с персидско-тюркским именем «Хосров» (Хөсрәү). Тем более, что имя казанского князя Кострова в посольской книге середины XVI в. по связям России с Ногайской Ордой упоминается и в форме «Хостров»4. Отсюда выстривается и транскрипционый ряд оригинала личного имени в русском языке: «Костров» — «Хостров» — «Хосров». Таким образом, можно предположить, что последние являются всего лишь различными, видоизмененными вариантами русской транскрипции одного и того же персидско-тюркского личного имени — «Хосров» (Хөсрәү). Оно персидского (иранского) происхождения и в переводе буквально означает «знатный, именитый» («данлы, шөһрәтле»)5. Под этим именем наиболее известен легендарный правитель средневекового Востока Хосров Ширин (Хөсрәү Ширин).

Из содержания летописных письменных источников следует, что князь Костров (Хөсрәү бәк) не был рядовым сановником Казанского ханства, а входил в состав высшей знати государства. Как важная политическая фигура, он накануне падения Казани сыграл одну из ключевых ролей в межпартийной, межклановой борьбе в Казанском ханстве, сложных перепитиях московско-казанских взаимоотношений.

Обращает на себя внимание один примечательный факт: в летописных источниках он часто упоминается вместе с другой известной личностью Казанского ханства — легендарным Нур-Али князем, сыном Булата Ширина, бывшем перед завоеванием Казани главным карача в государстве (т. е. фактически вторым после хана лицом в ханстве, его главным советником). Судя по всему, это означает то, что и сам князь Костров был в ту пору одним из карачей в ханстве и, скорее всего, также принадлежал к аристократическому роду Ширинов, правившему в Казанском ханстве.

В исторической литературе по вопросу генезиса правившего в постзолотоордынских тюрко-татарских государствах аристократического рода Ширинов (как правило, главный карача в татарских ханствах был из этого рода) единого мнения не наблюдается. Однако большинство исследователей его происхождение связывает с областью Карши в Туркестане6.

Впрочем, упоминание князя Кострова в летописях вместе с князем Нур-Алием Ширином может быть обусловлено не только (а возможно, и не столько) его родственными узами, общностью клановых интересов в обстановке крайне обострившейся внутриполитической междоусобицы правящих элит в ханстве накануне взятия Казани Иваном Грозным, сколько государственной должностью второго, а значит, подчиненного главному, карача в ханстве. Известно, что карачи, являясь основными советниками хана, играли одну из ключевых ролей как во внешней, так и во внутренней политике государства. Как бы то ни было, очевидно одно: их позиции во внутриполитической борьбе в ханстве, внешнеполитических делах государства, ключевые шаги накануне «Казанского взятия» весьма схожи (если не сказать, идентичны), выглядят согласованными.

Вероятно, в эпоху ханства загородные владения казанского князя Кострова под Казанью располагались к востоку от города, в районе современного с. Шихазда (Шәехзадә) (Пестречинский район Республики Татарстан). Свидетельство об этом содержат материалы писцовых описаний земель Казанского уезда 1565-1568 гг., составленные вслед за «Казанским взятием». По ним выясняется, что за пятью русскими помещиками, казанскими «детьми боярскими» — Гаврилом, Андреем, Брехом Родионовыми детьми, Иваном Черниковым сыном и его сыном Андрюшкою Онучиными по «Чювашской» административной дороге уезда (впоследствии в источниках эта дорога стала называться Зюрейской), в селе Большая Шегозда на р. Суле, помимо помещичьих дворов, дворов сельского попа и крепостных крестьян, имелся и «двор, что был Кострова князя», который, надо думать, ко времени писцового описания был каким-либо образом использован помещиками в хозяйстве (иначе подпал бы в разряд пустующих дворов)7. Очевидно, что село и земли вокруг него в период ханства были его владениями.

Являясь непосредственным активным участником стремительно развивающихся политических событий и интриг, разыгравшихся вокруг казанского престола накануне «Казанского взятия», князь Костров оказывается на службе Московскому государству. В литературе считается, что переход этот произошел в 1550 г.8 Однако это могло произойти и чуть раньше, в 1549 г., так как известно, что он участвовал в осенне-зимнем походе Ивана Грозного 1549-1550 гг. на Казань.

И ранее многие татарские князья, мурзы Казанского ханства переходили на русскую службу. Причиной тому были как внутриполитические ссоры, нестабильная политическая обстановка в Казанском царстве, подогреваемые внешнеполитическими силами, так и политика Русского государства по привлечению татарской аристократии на русскую службу.

Не приходится сомневаться в том, что переход князя Кострова на русскую службу так или иначе был связан с событиями, предшествовавшими завоеванию Казанского ханства, сложными государственно-дипломатическими коллизиями вокруг этих событий. В связи с перипетиями дипломатических переговоров и демаршей между Москвой и Казанью казанские князья Нур-Али Ширин и Костров не случайно упоминаются вместе. С очередным воцарением в 1551 г. на казанском престоле касимовского ставленника Шигалея, вернувшись в составе его свиты из Москвы в Казань, они снова вошли в состав обновленного казанского правительства.

Осенью 1551 г. казанские князья Нур-Али Ширин и Костров возглавили посольство Казанского ханства в Москву (к тому времени Горная сторона ханства уже была присоединена к Русскому государству). Задачи посольства в Москве заключались в следующем: просить русского царя обратно уступить Горную сторону Казанскому ханству; если не уступит, то пусть разрешит собирать в ней подати; не разрешит всех податей, то хоть часть; чтобы царь дал клятву, что будет соблюдать договор9.

Однако из-за жесткой позиции царя Ивана IV дипломатические переговоры зашли в тупик. Сами послы были задержаны в Москве. К тому же политическая ситуация в Казани менялась стремительно. В Москву дошла весть, что казанский хан Шигалей устроил в Казани кровавое побоище, умертвив 72 своих политических противника из числа знатных князей, уланов и мурз (князя Бибарса Растова и других оппозиционеров). В этих условиях казанская делегация поддержала общее мнение царя Ивана Грозного и казанских оппозиционеров о низложении Шигалея с казанского престола. Члены делегации, не добившись конечных целей своей миссии, поставленных перед ними ханом Шигалеем, не без основания опасались его опалы в случае их возвращения в Казань.

«А Муралеи и Костров сведав, что советники их в Казани побиты, и он (Нур-Али. — Р. Г.) бил челом царю и великому князю, что ему в Казань ехати не мочно. Царь (Шигалей. — Р. Г.) его не пожалует, чтобы государь пожаловал, по жены его приказал (т. е. обустроил его с семьей. — Р. Г.). А Костров князь бил челом государю и великому князю о том же»10.

Когда царь Иван Грозный в феврале 1551 г. посылал Алексея Адашева в Казань с повелением свести Шигалея с казанского трона, Нур-Али князь и Костров князь «с товарыщи», находясь в Москве, послали «к земле» (Казанской. — Р. Г.) с казанцем Тереул-дуваном грамоту, «на чем добили челом государю»11. К сожалению, содержание этой грамоты (очевидно, обращение к царю Шигалею, либо к «Казанской земле») нам остается неизвестным.

Результат же всех этих политических перипетий нам известен: в 1552 г. Казань была завоевана войском Ивана Грозного, и Казанское ханство как государство перестало существовать. Весьма вероятно, что князь Костров и сам участвовал в казанском походе Ивана Грозного 1552 г. Однако достоверных данных на этот счет у нас пока не имеется.

В дальнейшем находящийся уже на русской службе казанский князь Костров упоминается в числе участников литовского похода Ивана Грозного 1557 г. Львовская летопись, описывающая данный поход, свидетельствует: «Как пришли воеводы на скамью, не доходя Сыренска пять верст, и оттуды отпустили воеводу Павла Заболотцкого да голову Ждана Вешнякова, а велели им засечи дороги от Колываня и от Риги для маистрова приходу; и Павел и Ждан дороги изсекли и поставили по засекам голов и детей боярских и Казанского князя Кострова и Бурнаша с товарищи…»12

Разрядные книги позволили нам установить, что в этот период князь Костров «с товарищи» были испомещены в «Новегороде» (т. е. в Нижнем Новгороде)13.

За отсутствием каких-либо других известий о казанском князе Кострове его дальнейшая судьба пока нам остается неизвестной. К сожалению, имеющиеся в нашем распоряжении отрывочные данные нарративных и письменных свидетельств XVI в. не позволяют более полно представить историческую личность летописного князя Кострова эпохи Казанского ханства. Однако источниковый резерв, на наш взгляд, есть. Речь идет о писцовых описаниях Нижегородского и Касимовского уездов, разрядных, посольских книгах, актовых и частных грамотах русского государства указанной эпохи. Кроме того, сведения ретроспективного характера могут содержаться и в документах Герольдмейстерской конторы, спорных делах Генерального межевания конца XVIII — середины XIX вв. Основной корпус документов хранится в Российском государственном архиве древних актов (г. Москва).

Ныне потомки казанского князя Кострова под фамилией Кастров, либо Костров (вариант русской транскрипции тюркоязычного оригинала имени — «Костров» — лишь результат «оканья» языка письменных источников XVI в.) имеют два разветвления: обрусевшее дворянское и татарско-мусульманское. Современные представители татарско-мусульманской ветви Кастровых, в основном, проживают в Москве и Касимове. В 2011 г. татарская общественность Москвы и Московской области торжественно отметила 100-летний юбилей одной из ее видных представительниц — Раузы Кастровой, предки по отцовской линии которой происходят из Касимова (ее отец, Ахмед Кастров, был купцом-меховщиком, видным мусульманским благотворителем г. Касимова начала XX в.). Она была хранительницей воспоминаний о встречах и беседах с такими известными татарскими общественными деятелями, писателями и музыкантами, как М. Султан-Галеев, М. Джалиль, С. Сайдашев.

Несомненно, что дальнейшее изучение личности казанского князя Кострова эпохи Казанского ханства и его родословной позволит на отдельно взятом примере проследить исторические судьбы татарской аристократии эпохи позднего Средневековья и их роли в истории России.

 

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). – СПб., 1897. – Т. XI. – С. 43.

2. Веселовский С. Б. Ономастикон: Древнерусские имена, прозвища и фамилии. – М., 1974. – С. 160.

3. Халиков А. Х. 500 русских фамилий булгаро-татарского происхождения. – Казань, 1992. – С. 110.

4. Исхаков Д. М. От средневековых татар к татарам нового времени (этнологический взгляд на историю волго-уральских татар XV-XVII вв.). – Казань, 1998. – С. 61.

5. Саттаров-Мулилле Г. Татар исемнәре ни сөйли? (Татар исемнәренең тулы аңлатмалы сүзлеге). – Казан, 1998. – 278 б.

6. Бартольд В. О христианстве в Туркестане в домонгольский период. – СПб., 1893. – С. 56; Гариф Н. Г. Тарихи чыганакларда төрки-татар исемнәре һәм географик атамалар. – Казан, 2011. – 41-60 б.

7. Писцовое описание Казани и Казанского уезда 1565-1568 годов / Сост. Д. А. Мустафина. – Казань, 2006. – С. 337.

8. Халиков А. Х. Указ. соч. – С. 110.

9. Посольские книги по связям России с Ногайской Ордой. 1489-1549 гг. – Махачкала, 1995. – С. 124.

10. ПСРЛ. – СПб., 1897. – Т. XI. – С. 68.

11. Там же. – С. 70.

12. ПСРЛ. – СПб., 1910. – Т. XX. – С. 596.

13. Разрядная книга. 1475-1605 гг. / Сост. Г. Н. Савич. – М., 1981. – Т. II. – Ч. 1. – С. 18-19.

Другие статьи
Публикация об учреждении государственных символов Татарской АССР.
Среди основных задач ТЮРКСОЙ — развитие и укрепление связей между тюркоязычными странами в сфере культуры и искусства. На примере этой организации рассматривается международное кул
Интервью со скульптором, заслуженным деятелем искусств Республики Татарстан М. М. Гасимовым.
Публикация текста самой ранней из известных науке подлинных грамот первого архиепископа Казанского и Свияжского Гурия, архимандриту Герману из фондов Национального архива Республик
Публикация посвящена истории ежегодного принесения иконы Смоленской Божьей Матери в Казань в XIX в. и отражению этого события в изобразительных источниках.
Публикуемый источник несет ценную информацию о социально-экономической ситуации на юго-восточных окраинах Российской империи в первое десятилетие после завершения Северной войны. В