Д. Давыдов. Борьба за моральный облик комсомольцев 1920-х гг. (По материалам политического суда)

Борьба за моральный облик комсомольцев 1920-х гг.

(По материалам политического суда)

Масштабная модернизация, охватившая советское общество 1920-х гг., не обошла стороной и повседневный быт. Конкретные формы борьбы за новую жизнь были весьма разнообразными. Проведение октябрин, комсомольских свадеб, антирелигиозных праздников вызывало повышенный интерес со стороны молодежи. «Отречемся от старого мира!» — популярный лозунг объявлял непримиримую войну пьянству, религиозным обрядам, неравноправию полов, бытовому насилию, всему тому, что олицетворялось с прошлым. Осуществление «революции быта» предусматривало активное вторжение общественного в сферу индивидуального. Внешнее воздействие затронуло многие аспекты повседневности, не стали исключением и взаимоотношения между супругами.

Авангардом в осуществлении «революции быта» должна была стать комсомольская молодежь. Ее поведение подвергалось общественному контролю в первую очередь, поскольку сами представители комсомольских и партийных органов нередко оказывались в плену различных пережитков. Одним из средств борьбы с подобными явлениями призваны были стать так называемые политические суды. Нередко это была инициатива снизу: решение о проведении таких судов принималось местными комсомольскими или партийными ячейками, в заседаниях принимали участие представители общественности. Приговоры, как правило, предусматривали наложение ответственности в дисциплинарном порядке. Обвиняемый в нарушении моральных норм мог быть исключен из рядов партии или комсомола, лишен права занимать определенную должность. Закрытие каналов социальной мобильности определяло эффективность такого наказания и обуславливало порой весьма эмоциональный характер проведения судебного разбирательства.

Подтверждением тому служат представленные ниже документы из фондов Центрального государственного архива историко-политической документации Республики Татарстан. На первый взгляд, они достаточно типичны. Первый — решение политического суда комсомольской ячейки Теньковской волости Свияжского кантона ТАССР по факту избиения комсомольцем с. Теньки М. Чернеевым своей жены. Второй — заявление, написанное самим обвиняемым в Свияжское бюро кантонного комитета комсомола.

Документы интересны не только тем, что проливают свет на конкретные случаи из жизни комсомольской семьи, хотя и это уже немало: проявления личной жизни довольно редко отражались в официальном делопроизводстве. Обращает на себя внимание принятое в ходе разбирательства решение. Обвиняемому удалось избежать исключения из комсомола: первоначальное постановление было заменено на более мягкую санкцию — строгий выговор. В то же время суд вынес наказание и жене Чернеева. Ее терпимость в отношении поступков мужа была объявлена «комсомольской невыдержанностью», за что пострадавшая была переведена из члена комсомольской ячейки в кандидаты. Фактически именно пострадавшая сторона и понесла более строгое наказание.

Ограничение социальной мобильности женщины, таким образом, показало, что новаторский характер политического суда, как инструмент формирования «новой морали», имел лишь внешние проявления. Общество 1920-х гг. продолжало испытывать влияние традиционных ментальных установок, что и показывают публикуемые документы.

№ 1. Из постановления политического суда РКСМ в отношении члена РКСМ М. П. Чернеева

23 апреля 1925 г.

[…] Заслушав доклад члена суда Авдеичева, обвиняемого Чернеева, потерпевшей Архангельской, свидетеля Саламатова политический суд находит, что 20 апреля 1925 г. около 9 часов вечера Чернеев в пьяном виде шедший с[о] своей женой и совместно с[о] своим товарищем Саламатовым без всяких на то причин наносил оскорбления и побои своей жене Ольге Архангельской. В этот момент каким-то образом Саламатов с[о] своей женой остался позади, и вдруг слышит визг женского голоса, на что он поспешил идти вперед узнать в чем дело, не бьет ли он жену. Догнав ушедших от них Чернеева и Архангельскую, убедился, что он действительно свалил жену с ног, бил ее в какой форме было ему желательно. Но обвиняемый Чернеев этот факт отрицает, хотя в суде он себя [виновным]* признал, как в пьянстве, так и в нанесении оскорбления и легкого одного кулачного удара [своей жене]**, что подтверждается даже показанием потерпевшей Архангельской. [Но имея ввиду из показания свидетелей]*** как очевидца Саламатова, тем более, как близкого товарища самому Чернееву, усматривается, что он, Чернеев, действительно наносил побои, что заслуживает более уважения. Из чего видно, поступок Чернеева, во всяком случае как члена РЛКСМ, недопустимый, что он как член РКСМ не должен был во-первых употреблять запрещенный законом напиток, во-вторых никому не представлено право наносить оскорбления и побои. Но со стороны Чернеева подобные явления повторялись неоднократно и ячейкой РКСМ ему был дан выговор. Это доказывает, что Чернеев путем дачи ему выговоров совершенно не исправился, в виду чего он достоин наказания, и партийный суд должен принять репрессивные меры против такого неисправимого члена РКСМ, а потому [на] основе показаний свидетелей и высказываемых мнений присутствующего крестьянства постановили: члена РКСМ гр[ажданина] села Теньков Теньковской волости Свияжского кантона Т[атарской] Р[еспублики] Михаила Петровича Чернеева в систематическом пьянстве и нетактичном поведении в среде крестьянской молодежи, порочащего имя комсомольца, [в] частности всей ячейки в общем, признать виновным и за выше означенные действия из числа комсомола исключить. Но, принимая во внимание пролетарское его происхождение, 6-ти летнюю революционную деятельность в комсомоле, исключение Чернеева из членов РКСМ считать двухлетним при условии неповторения комсомольской невыдержанности. Но по истечении 2-х летнего выдержанного стажа представить Чернееву право вступить в партийную коммунистическую организацию, а также принимая во внимание, [что] тов. Архангельская скрывала преступные действия тов. Чернеева, что является комсомольской невыдержанностью, а потому перевести ее из члена РКСМ в кандидаты. […]

Председатель суда Бадамшин (подпись).

ЦГА ИПД РТ, ф. 453, оп. 1, д. 4, л. 20-20 об. Рукопись.

№ 2. Из заявления в Свияжское бюро канткомола РЛКСМ члена РЛКСМ М. П. Чернеева

24 апреля 1925 г.

20-го апреля 1925 года членами РЛКСМ был устроен субботник «Расчистка Ленинского сада». После работы член РЛКСМ и член канткомола т. Саламатов позвал меня к нему пообедать, где угостил меня одним ковшом браги, и где оказался самогон. Выпили с т. Саламатовым по 2 чашки, с которых конечно [я] повеселел, в особенности, когда давно не пил. От т. Саламатова пошли ко мне, где я достал еще одну бутылку через т[оварищей], и сидя вдвоем с т. Саламатовым выпили. После чего т. Саламатов позвал меня идти с ним к его знакомому, где тоже пришлось выпить и еще в одном месте выпили. Таким образом, т. Саламатов меня напоил изрядно. И пошли в Нар[одный] дом, с нами были его и моя жены. Я пошел в Нар[одный] дом что-нибудь узнать, скоро ли начнется спектакль, но там огня не оказалось, и я вышел обратно. Но в это время жена и Саламатов куда-то скрылись, и я их стал искать, но не нашел. Решил идти домой, было темно. Идя мимо саламатова дома [я увидел, что] моя жена и Салам[атов] стояли около дома. Подойдя к ним, Саламатов стал обвинять меня в том, что я […]*, напился и бросил жену. Меня это взорвало, т[ак] к[ак] не я напился, а напоил меня Саламатов, таская меня по его гостям, и не я бросил жену, а они от меня скрылись. И меня, как сильно страдающего расстройством нерв и пьяного, взорвало, и оскорбленный [я] пошел домой, сказав жене об этом. Но она догнала меня потом, я стал с ней спорить и один раз толкнул ее. И вдруг тут откуда-то явился Саламатов, набросился на меня и начал меня ругать. Я еще больше озлился и нанес жене 2-3 удара, но очень легких. В чем конечно я виноват**. И после этого я ушел домой вместе с женой и лег спать. И больше ничего не было. Конечно, за оскорбления мной моей жены меня нельзя было не наказать. И на 22-е апр[еля] решили сделать полит[ический] суд в Нар[одном] доме с участием всех гр[аждан] с. Теньков, расклеив афиши. Полит[ический] суд вынес приговор очень строгий: исключить меня из рядов РЛКСМ на 2 года, а жену перевести в кандидаты, якобы за то, что она защищает меня, т. е. говорила то, что было на самом деле. Но свидетель Саламатов нахально врал и преувеличивал действия потому, что был злой на меня. Причем добавлю, что полит[ический] суд судил шаблонно. […] А был не полит[ический] суд, а просто устроили мне чистку вроде того, что при публике около тысячи человек задавали мне заседатели вопросы: «Честна ли была ваша жена, когда ты женился?» И все вроде этого… Чем вызывали смех у публики вместе с составом суда, что я считаю в корне неправильно и не похоже на полит[ический] суд. При таких вопросах Нар[одный] суд судит при закрытых дверях. На основании вышеизложенного считаю себя виновным, но приговор, вынесенный полит[ическим] судом, признаю слишком строгим, а потому прошу пересмотреть приговор […], принимая во внимание мою шестилетнюю работу в комсомоле, на каковой работе мои нервы сильно расстроились. […]

К сему член РЛКСМ М. Чернеев (подпись).

ЦГА ИПД РТ, ф. 453, оп. 1, д. 4, л. 29-29 об. Рукопись.