Л. А. Бушуева. 1917 год в жизни университетского сообщества Казани

Аннотация

В статье рассмотрена университетская корпорация Казани в год Великой революции 1917 г. Революционные события этого времени вызвали кардинальную перестройку многих сфер жизни страны; они привели к серьезным изменениям и в высшей школе. В данном исследовании предпринята попытка показать, каким образом новая политическая ситуация повлияла на различные группы корпорации Казанского университета, а именно: на преподавателей, студентов, университетскую администрацию. Практически сразу после прихода к власти Временное правительство приняло ряд мер, направленных на демократизацию высших учебных заведений. Так, среди первых шагов Министерства народного просвещения можно назвать передачу управления университетами профессорским советам, возвращение в вузы «политически неблагонадежных» профессоров и преподавателей, уволенных министром Л. А. Кассо, а также постановку вопроса о расширении социального состава поступающих в государственные университеты и институты. В статье прослеживается отношение профессорско-преподавательского состава и студенчества Казанского университета к новшествам. Автором отмечается различное восприятие преобразований. Если «учителя» считали демократизацию университетской жизни закономерным итогом борьбы не одного поколения ученых за внутреннюю самостоятельность университетов, то «ученики», как никогда ранее, также почувствовали свое право на активную роль в судьбе своей alma mater. В центре внимания исследования находится конфликт между профессорским советом и студенческими организациями, боровшимися за представительство в общеуниверситетском совете и советах факультетов. Автором также затронут вопрос о переменах в личном составе казанских преподавателей, инициированных министром народного просвещения А. А. Мануйловым. Отдельно рассмотрено состояние Казанского университета накануне октябрьских событий 1917 г., а также прослеживается реакция университетского сообщества на свершившийся октябрьский переворот 1917 г.

Abstract

The article considers the university corporation of Kazan in the year of the Great Revolution of 1917. The revolutionary events of that time caused radical reorganization of many spheres of the countrys life and led to serious changes in higher schools as well. This research contains an effort to show how the new political situation influenced various groups of the corporation of Kazan University, namely: teachers, students and University administration. Almost immediately after coming to power the Provisional Government took a number of measures aimed at democratization of higher educational institutions. So, among the first steps of Ministry of Education there were the transfer of university managements to professorial councils, the return of “politically unreliable” professors and teachers, having been dismissed by Minister L. A. Kasso back to universities, and also raising the question of the social structure expansion for students entering universities and institutes. The article traces the attitude of professors, teachers and students of Kazan University towards those measures. Various visions of the transformations by teachers and students are noted by the author. The “teachers” considered the democratization of university life a natural result of the struggle of several generations of scientists for the internal independence of universities, and students, like never before, felt their right for an active role in the fate of their Alma Mater. The study’s focus of attention is the conflict between professorial council and the students’ organizations struggling for their representation in all-university council and councils of faculties. The author touches upon the question of changes in the staff of Kazan lecturers initiated by Minister of Education A. A. Manuylov. The condition of Kazan University prior to the October events of 1917 has been separately considered, and the reaction of the university community to the October Revolution of 1917 has been traced.

Ключевые слова

Казанский университет, Казань, 1917 г., Временное правительство, Министерство народного просвещения, профессора, студенты, младшие преподаватели.

Keywords

Kazan University, Kazan, 1917, Provisional Government, Ministry of Education, professors, students, assistant lecturers.

К началу 1917 г. Казанский университет входил в число старейших учебных заведений страны и являлся одним из крупнейших провинциальных научных и образовательных центров. Университет состоял из четырех факультетов: историко-филологического, медицинского, физико-математического и юридического. В 1917 г. здесь числилось 79 профессоров и 74 приват-доцента. Как и другие аналогичные учебные заведения, он обладал определенной автономией в управлении, которая основывалась на Уставе 1884 г., Временных правилах от 27 августа 1905 г. и сенатском указе министру народного просвещения от 28 ноября 1908 г. Главным органом управления в корпорации был университетский совет во главе с ректором, состоящий исключительно из профессоров – ординарных и экстраординарных. Совет имел право свободного выбора членов коллегии: профессоров, приват-доцентов, а после выхода «Временных правил» и администрации университета: ректора, проректора, деканов факультета. В совете обсуждались и утверждались учебные планы, ученые степени и многие другие вопросы университетской жизни. Решение профессорского совета по законодательству могло опровергнуть Министерство народного просвещения¹. Важной частью университетского сообщества являлись приват-доценты. Они составляли почти половину преподавательского состава, несли существенную учебную и исследовательскую нагрузку; однако по-прежнему не входили в число штатных преподавателей и не имели права даже присутствовать на заседаниях факультетов.

Военное положение оказало влияние и на количественный состав студентов Казанского университета. Сложная обстановка во многих образовательных центрах, прежде всего в Петрограде и Юрьеве, вынудила министерских чиновников ввести территориальные ограничения на прием в университеты². С 1916 г. в Казанский университет принимали выпускников средних учебных заведений только Казанского учебного округа, за исключением историко-филологического и физико-математического факультетов, куда могли попасть учащиеся гимназий, духовных семинарий Сибири и Туркестанского генерал-губернаторства³. Также отличительной чертой жизни казанских учащихся этого периода можно назвать рост влияния радикальных студенческих организаций. В Казанском университете они функционировали на базе таких легальных объединений, как землячества, научные кружки, студенческие кооперативы, столовые. Координировал деятельность подпольных кружков строго законспирированный Коалиционный комитет. Несмотря на свою малочисленность, представители радикального студенчества Казани отличались довольно высокой активностью. Именно в этой среде происходило становление таких будущих лидеров революционного движения края, как И. Н. Волков, Г. О. Олькеницкий, К. Ю. Шнуровский. Умело используя нараставшие антивоенные настроения, представители нелегальных организаций усиливали оппозиционный настрой студенчества.

Если в начале Первой мировой войны университетское сообщество демонстрировало патриотические настроения, то к 1917 г., вместе с неудачами российских войск на фронте и катастрофическим ухудшением экономического положения в стране, патриотическая эйфория сменилась тягостными тревожными ожиданиями. О них нелегко было открыто говорить даже в кругу «своих». Так, поздравляя с наступившим новым 1917 г. профессора Д. А. Корсакова, декан историко-филологического факультета С. П. Шестаков писал: «Спешу, в свою очередь, сердечно пожелать… в этом году здоровья и душевного спокойствия, столь необходимое в наше время… Что касается войны и политики, два раза принимался писать Вам на эти темы,.. взявшись за это письмо,.. Наверное, мудрее теперь: терпеть, ждать, молиться… Богу за Россию и Царя и гораздо больше молчать, чем говорить, если это слово не имеет практического применения, а есть только взрыв накопившегося чувства. Сию мудрую политику все более и более признаю… правильной»⁴.

1 марта 1917 г. в Казани стало известно о революционных событиях в Петрограде. 2 марта состоялось экстренное заседание совета Казанского университета, уже переставшего быть императорским, на котором университетские преподаватели, вслед за главами бывших императорских органов власти Казани и Казанской губернии, заявили о своей полной поддержке Временному комитету Государственной думы. Свою главную задачу в новой политической ситуации преподавательская корпорация видела в сохранении порядка внутри университета. Ректор университета Г. Ф. Дормидонтов в своем обращении к коллегам отмечал: «Мы переживаем события столь чрезвычайные, находимся при обстоятельствах столь исключительных, что, считая себя ответственными за судьбу родного нам университета и фактически не имея в руках ни власти, ни достаточного авторитета для охраны нашей almae matris от могущих ныне угрожать ей опасностей, я позволил экстренно созвать вас сегодня, чтобы общими силами обсудить создавшееся положение и предусмотреть угрожающие университету опасности, а также изыскать средства избежать таковых»⁵.

Однако обращение профессорского совета к воспитанникам университета с призывом продолжать «с неослабной энергией свои научные занятия на пользу всем нам дорогого, обновленного отечества», естественно, оказалось тщетным. Как и в 1905 г., университетские стены стали местом многочисленных манифестаций. Помимо уже существовавшего Коалиционного комитета, в первых числах марта здесь был организован Совет студенческих представителей – выборный орган всего казанского студенчества. Кроме учащихся университета в него вошли слушательницы Высших женских курсов, Духовной академии, Ветеринарного института. В отличие от членов социалистического Коалиционного комитета, это были приверженцы самых различных политических партий – кадеты, «независимые социалисты», меньшевики и другие⁶. Для взаимодействия с новоявленными студенческими организациями совет спешно создал специальный профессорский комитет в составе А. А. Симолина, Ф. Я. Чистовича, Е. А. Болотова, А. Д. Гуляева, Н. М. Ноинского, Е. Ф. Будде, Н. В. Никольского, А. Е. Арбузова, В. А. Ульянина, А. Я. Богородского, Н. Н. Парфентьева. Его председателем был избран профессор медицинского факультета Н. Д. Бушмакин. Несмотря на то, что данная организация не была предусмотрена университетским законодательством, именно она вплоть до своего роспуска в конце апреля 1917 г. выполняла функции по взаимодействию со студентами, в определенной степени оттеснив ректора и профессорский совет.

Уже в конце марта 1917 г. студенты, вдохновленные кардинальными изменениями государственного строя страны, потребовали переустройства университетской жизни, подняв вопрос о своем участии на факультетских заседаниях. Первыми эти требования озвучили студенты третьего курса медицинского факультета. Вскоре последовали ультиматумы студентов других факультетов, уже с требованием решающего голоса в профессорском совете. Президиум историко-филологического факультета при этом открыто пригрозил бойкотом своим товарищам, если те осмелятся «нарушить постановление» об ультиматуме⁷.

Администрация Казанского университета получила четкие указания от нового министра образования Временного правительства А. А. Мануйлова до проведения особых совещаний по реформированию высшей школы ни в коем случае не делать уступок студентам. Так, министерская телеграмма от 14 апреля 1917 г. гласила: «Объясните студентам, что отсрочка переходных испытаний на целый год неизбежно ставит вопрос об утрате ими льгот воинской повинности. Участие студентов с решающим голосом в университетских коллегиях недопустимо»⁸.

Большинство казанских профессоров были солидарны с Министерством народного просвещения. По их мнению, требования молодых людей разрешить им выбирать преподавателей, присваивать ученые степени, утверждать учебные программы и т. д., являлись возмутительным легкомыслием и ребячеством. За участие студентов во всех университетских делах открыто высказывался только профессор физико-математического факультета В. В. Лепешкин. Призывая коллег быть более гибкими и следовать велению времени, он отмечал: «Жизнь не ждет, мы видим, что различные общественные учреждения, носящие временный характер, конструируются без какого-либо особого законопроекта (Комитет общественной безопасности в Казани, например). Поэтому, как временную меру, мне кажется, вполне целесообразно ввести представителей от студентов в факультетские и советские собрания»⁹. Однако коллегия отвергла это предложение, категорически не желая нарушать привычный порядок университетского управления. Привлекать учащихся казанские преподаватели намеревались только по студенческим вопросам.

Профессора тяжело переживали начавшийся конфликт с учениками. В это время в Петрограде уже полным ходом шла работа комиссий по расширению автономий университетов, на которых рассматривался вопрос об упразднении должности попечителей учебных округов, а решение всех студенческих вопросов полностью передавалось в ведение университетских советов и факультетов. Однако поначалу такой груз ответственности вызвал в преподавательской среде растерянность, что проявилось в начавшемся кадровом беспорядке. 14 апреля 1917 г., в самый разгар конфликта с учащимися, декан медицинского факультета, профессор Н. А. Миславский заявил, что «по причине болезни не может выходить из дома» и попросил передать обязанности декана кому-либо из коллег¹⁰. Просьба временно возглавить факультет была послана семи профессорам (А. Н. Казем-Беку, А. А. Панормову, Л. О. Даркшевичу, И. Г. Савченко, В. С. Груздеву, Д. А. Тимофееву, А. Г. Агабабову). Однако все они отказались, ссылаясь главным образом на нездоровье¹¹.

26 апреля ректор университета Г. Ф. Дормидонтов «вследствие болезни» обратился с прошением к декану физико-математического факультета Д. А. Гольдгаммеру «вступить в исправление должности ректора», от которой ранее уже отказался декан историко-филологического факультета С. П. Шестаков. Таким образом, встать во главе университета в это непростое время вместо Г. Ф. Дормидонтова пришлось профессору Д. А. Гольдгаммеру¹².

Не в силах самостоятельно справиться с обострившейся ситуацией, профессорский совет решил вынести разгоревшийся конфликт на обсуждение общественности и подготовить обращение в городские газеты с подробным описанием обстоятельств противостояния со студентами. Исполняющий обязанности ректора Д. А. Гольдгаммер объяснил этот шаг следующим образом: «Мы должны пытаться влиять на благоразумную массу студентов при помощи общества и прессы… Мы должны прессе сказать, как мы понимаем автономию высшей школы, а обществу мы должны рассказать всю историю конфликта и его подлинные причины. В такое время, какое мы переживаем, надо быть храбрым»¹³. Действительно, для казанской профессуры это было непростым решением, так как подготовленное воззвание предназначалось прежде всего для публикации в «Казанской рабочей газете» – официальном печатном органе Совета солдатских и рабочих депутатов Казани. Университет, в ситуации двоевластия подчинявшийся исключительно Временному правительству, пожалуй, впервые решился на сотрудничество с этим органом социалистического толка¹⁴.

Отчуждение «учеников» и «учителей» остро переживали не только казанские преподаватели. Драматизм этого эпизода университетской жизни хорошо передан в мемуарах профессора Киевского университета Е. В. Спекторского, который даже в эмиграции болезненно вспоминал о столкновениях в 1917 г. с радикальными студентами. «Первая встреча комиссии со (студенческим. – Л. Б.) коалиционным комитетом протекала очень драматично. Один студент, потрясая кулаками, кричал нам: «Мы вас никогда не уважали и не будем уважать». На (геолога профессора. – Л. Б.) Лучицкого это произвело такое впечатление, что он расплакался и отказался от участия в собрании. Вместо него председателем от профессоров был выбран я…

В нашей соединенной комиссии начались тягостные препирательства со студентами по поводу их требований. Они настаивали на включении в заседания факультетов и совета их представителей, хотя бы всего одного… Мы уже объясняли им, представитель, хотя и в единственном числе, всегда будет говорить от имени всей студенческой массы, что ему будет трудно участвовать в принятии педагогических мер против его неуспевающих в учебных занятиях товарищей и что ему придется признать свою полную некомпетентность при обсуждении ученых достоинств кандидатов на вакантные кафедры»¹⁵.

Окончательное решение о представительстве студентов в университетском управлении было вынесено в июне 1917 г. на совещании представителей высших учебных заведений России. Совещание постановило, что «студенты не могут быть допускаемы в качестве постоянных членов» в совет, факультеты и правление, а для взаимодействия с учащимися преподавателям было рекомендовано создать специальные комиссии¹⁶. Таким образом, студенты не добились расширения академических прав, что повлекло за собой разочарования в политике Временного правительства и спровоцировало «полевение» определенной части студенчества. В это время такие лидеры казанских учащихся, как И. Волков и Г. Олькеницкий, окончательно разорвали связи с университетской средой и посвятили себя профессиональной революционной деятельности в радикальных социалистических партиях, главным объектом пропаганды которых являлись рабочие, а не студенты.

Казанские преподаватели продолжали настойчиво отстаивать академические традиции и в других вопросах, касающихся своих воспитанников. В апреле 1917 г. Министерство народного просвещения, в рамках подготовки к будущим преобразованиям в высшей школе, начало обсуждение изменений условий приема учащихся¹⁷. Оно предлагало расширить их контингент, допустив в университеты не только выпускников классических гимназий, но и воспитанников коммерческих, сельскохозяйственных и земледельческих училищ, а также решить пресловутый «женский вопрос», открыв доступ в университет женщинам¹⁸.

Все факультеты Казанского университета, кроме физико-математического, формально согласившись с предложениями правительства, высказались за обязательное вступительное испытание по латинскому языку, обучали которому только в классических гимназиях¹⁹. Историко-филологический факультет вообще заявил о приоритетном принятии в число студентов исключительно юношей, ссылаясь на то, что в Казани функционируют Высшие женские курсы, где девушек обучают университетские преподаватели по программе историко-филологического факультета²⁰. Эти правила приема студентов и были узаконены на следующий 1917/1918 учебный год, позднее распространились на медицинский факультет и в дальнейшем строго соблюдались²¹.

Безоговорочно поддержали казанские ученые только ревизию Временного правительства кадрового состава вузов. Это одно из первых мероприятий Министерства народного просвещения Временного правительства восстанавливало в правах на преподавательскую деятельность «лиц, уволенных за политическую деятельность при прежнем режиме». Преподаватели, назначенные в учебные заведения после 27 августа 1905 г. без представления факультетов и совета, напротив, подвергались увольнению²².

Инициатором этого шага являлся министр народного просвещения А. А. Мануйлов. Будучи ректором Московского университета, он сам был уволен по указу министра народного просвещения Л. А. Кассо в 1911 г. в числе других профессоров²³. Нужно отметить, если Московский университет в 1911 г. покинуло 130 преподавателей, а в Петербургском университете в результате перемещений по замыслу Л. А. Кассо значительно поменялся состав юридического факультета, в Казанском университете было уволено всего три профессора ‒ Д. А. Зейлингер, К. Мейер и Н. Н. Фирсов. Однако благодаря настойчивости коллег, последний вернулся на историко-филологический факультет в 1916 г. Если Л. А. Кассо активно практиковал назначение преподавателей в столичные университеты помимо воли факультетов и совета, то провинциальным вузам в целом удалось этого избежать. В Казанском университете министерскими назначенцами были исполняющий должность профессора философии И. И. Ягодинский, профессор Д. П. Шестаков и профессор К. В. Харлампович, при этом последние были выбраны историко-филологическим факультетом, но не прошли выборов в совете²⁴.

Не дожидаясь предложения администрации, И. И. Ягодинский поспешил подать прошение об отставке. К. В. Харлампович и Д. П. Шестаков остались в университете, так как были переизбраны на свои же кафедры. На заседании совета 10 мая вместо И. И. Ягодинского на кафедру философии историко-филологический факультет избрал приват-доцента Московского университета В. Н. Ивановского. В 1903-1914 гг. В. Н. Ивановский уже преподавал в Казанском университете и имел репутацию приверженца политических убеждений «левее кадетских». В 1914 г. он покинул Казань, переехав в Москву, где начал преподавать на Высших женских курсах и вел небольшое количество часов в Московском университете. Профессор А. Н. Савин называл В. Н. Ивановского в числе лидеров младших преподавателей Московского университета²⁵. Однако все эти годы он не порывал связей с казанскими коллегами. Например, из писем Ивановских семья профессора Д. А. Корсакова получала известия об обстановке в Москве. Так, в апреле 1917 г. супруга В. Н. Ивановского Екатерина Александровна рассказывала в письме Варваре Дмитриевне Корсаковой о беспорядках, вызванных «Нотой Милюкова» и дефиците продуктов в Москве. В апреле 1917 г. она писала: «Как пережили Вы переход от старого порядка к новому? У нас проходило все сначала тихо и мирно, но теперь, при всем сочувствии перевороту приходится с глубокой тревогой смотреть на ближайшее будущее. Впрочем, признаки анархии заметны были уже с самого начала. А если большевикам удастся свергнуть Временное правительство, то должно быть совсем полетим в бездну…»²⁶.

Кризисное положение, в котором оказалась столица после Февральской революции, страх перед разгулом анархии, беспокойство за жизнь и здоровье семьи заставили бывшего казанского преподавателя принять предложение коллег и вернуться обратно в Казань, в надежде, что жизнь в провинции окажется безопаснее. 16 августа 1917 г. он писал профессору Д. А. Корсакову: «Пока я держусь такого плана, что я поеду в Казань один и поищу себе где-нибудь комнату… У нас в Москве зимой предвидится голод. И вот, если дело дойдет до крайности, мы хотим умолять Вас вот о чем: разрешите нам в течение голодного времени пользоваться продуктами вашего хозяйства… Екатерина Александровна приедет тогда с детьми в Казань… А то голодная смерть!»²⁷.

Жизнь казанцев, по-видимому, действительно была более защищенной в связи с тем, что Казань находилась вдали от военных действий и градус накала революционных событий здесь был ниже, чем в столицах. Однако мало кто из казанских преподавателей отличался оптимистичным взглядом на будущее. О критичной оценке ученых в определенной степени говорит и их довольно слабая активность в органах новой власти. Так, в числе членов Комитета общественной безопасности было всего четыре профессора: Н. Д. Бушмакин, В. А. Ульянин и Д. А. Гольдгаммер, членом юридической комиссии Казанского комитета общественной безопасности являлся А. А. Симолин. При этом все они неоднократно отказывались от участия в работе этого органа²⁸. Среди профессоров вне университета политическую активность проявлял профессор А. А. Симолин, являвшийся одним из лидеров казанских кадетов²⁹.

Новый 1917/1918 учебный год начинался для высших учебных заведений в обстановке тяжелейшего кризиса. В связи с непростой ситуацией во многих университетских центрах, в особенности в Петрограде и Юрьеве, Министерство народного просвещения перенесло его начало на 2 октября 1917 г. Студенты, растерявшие революционный пыл, разъехавшиеся на летние каникулы, не спешили возвращаться в Казань, зная о нехватке жилья в городе и опасаясь голода. Осенью 1917 г. в связи со стремительным наступлением германских войск началась частичная эвакуация учебных заведений Юрьева и Петрограда. Юрьевский университет переправил свое имущество в Пермь, Нижний Новгород и Воронеж. В Перми же началась организация отделения Петроградского университета³⁰. Министерство народного просвещения срочно пыталось решить вопрос о продолжении обучения студентов Петрограда и Юрьева в других российских вузах. В телеграмме от 20 сентября 1917 г. товарищ министра народного просвещения В. И. Вернадский просил администрацию Казанского университета в «пределах фактической возможности» допустить таких лиц к занятиям и зачетным работам и экзаменам в качестве вольнослушателей, а также срочно сообщить о числе вакансий для студентов Петрограда и Юрьева³¹. Казанский университет готовился принять 100 человек на первый и второй курсы физико-математического факультета, на четвертый и пятый курсы медицинского факультета, и до 100 слушателей на историко-филологический и юридический факультеты³².

Осенью на факультетские заседания и в совет университетов были допущены доценты. Однако эта перемена в университетской жизни, которую младшие преподаватели ждали долгие годы, в условиях нараставшего кризиса осталась практически незамеченной.

Реакция Казанского университета на свершившийся Октябрьский переворот последовала далеко не сразу. В первые месяцы Казанский университет игнорировал новую власть. В это время он практически жил самостоятельной жизнью. Профессорский совет и факультетские собрания продолжали обсуждать планы приема студентов на следующий год и кандидатов на вакантные кафедры, распределяли учебную нагрузку, фиксируя свои решения на бланках уже не существующего Министерства народного просвещения Временного правительства. С другой стороны, как отмечает А. А. Сальникова, самим большевикам «не было никакого дела до высшей школы. Они были слишком озабочены решением политически более важных, более неотложных… проблем»³³. 9 декабря 1917 г. появилась известная резолюция преподавателей Казанского университета в поддержку харьковских коллег, которая осуждала «группу фанатиков и темных дельцов», захвативших власть «с помощью обманутой ими вооруженной толпы»³⁴.

Первые контакты Казанского университета и новой власти начались только в начале 1918 г. Большое влияние на их дальнейшие взаимоотношения оказала Гражданская война, одним из драматичных эпизодов которой являлось бегство профессоров и преподавателей вместе со сторонниками Комитета Учредительного собрания в сентябре 1918 г.³⁵ Эти события и приблизили «красногвардейскую атаку» на Казанский университет, итогом которой стала его кардинальная перестройка³⁶.

Таким образом, университетское сообщество Казани положительно восприняло перемены в стране, наступившие после Февральской революции, в том числе и такие мероприятия в высшей школе, как передачу профессорским советам управленческих функций в университетах, возвращение в вузы преподавателей, уволенных министром народного просвещения Л. А. Кассо. Однако различие в понимании демократических преобразований в высшей школе повлекли за собой конфликты в университетской корпорации, в первую очередь между преподавателями и студенчеством. Казанские студенты с революционным задором развернули борьбу за право вхождения в профессорский совет в качестве постоянных членов и накалили обстановку в университете до такой степени, что учебный процесс с марта и до мая 1917 г. здесь практически остановился. Со своей стороны, профессорско-преподавательская коллегия проявила удивительную стойкость в отстаивании давно сложившихся академических традиций, отклонив все притязания воспитанников на участие в университетском управлении. Отсутствие поддержки со стороны Министерства народного просвещения привели к разочарованию учащихся в образовательной политике Временного правительства. Это, в свою очередь, повлекло за собой отход от общественно-политической деятельности одной части студентов и резкое «полевение» другой. В это время произошел разрыв со студенческой средой таких лидеров радикально настроенных учащихся, как И. Волков и Г. Олькеницкий.

Сложившуюся непростую обстановку в Казанском университете обостряла общая кризисная ситуация в стране, сводившая на нет все положительные начинания Временного правительства. В этот период в среде ученых начинают доминировать пессимистические настроения. Об этом отчасти свидетельствует довольно слабая активность ученых Казанского университета, еще недавно считавшихся лидерами либеральной оппозиции губернии, в деятельности городских и губернских органов новой власти. Октябрьский переворот университетским сообществом Казани был проигнорирован. Тесные взаимодействия Казанского университета с властью большевиков начнутся только после 1918 г., когда в стране развернется болезненный процесс «советизации» высшей школы.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Ростовцев, Е. А., Баринов, Д. А. Столичный университет и мировая война: теория и практика «академического патриотизма» // Былые годы. – 2014. – № 34 (4). – С. 592. ROSTOVTSEV, E. A., BARINOV, D. A. “Stolichniy universitet i mirovaya voyna: teoriya i praktika akademicheskogo patriotizma” [The Metropolitan University and the World War: the theory and practice of “the academic patriotism”. In Russ.]. IN: Biliye godi, 2014, no. 34 (4), p. 592.

2. НА РТ, ф. 977, оп. Совет, д. 13406, л. 10 об. NA RT, fond 977, Soviet series, file 13406, p. 10 verso.

3. Корбут, М. К. Казанский государственный университет имени В. И. Ульянова-Ленина за 125 лет. 1804/05–1929/30: в 2 т. – Т. 2. – Казань: Изд-во Казанск. ун-та, 1930. – С. 292. KORBUT, M. K. Kazanskiy gosudarstvenniy universitet imeni V. I. Ul'yanova-Lenina za 125 let. 1804/05–1929/30: v 2 t. T. 2. [V. I. Ulyanov-Lenin Kazan State University in 125 years. 1804/05–1929/30. In Russ.]. Kazan: Izd-vo Kazansk. un-ta publ., 1930, vol. 2, p. 292.

4. Национальный музей Республики Татарстан (НМ РТ), ед. xр. кппи-123666/2784, л. 2 об. Natsional'niy muzey Respubliki Tatarstan [The National Museum of the Republic of Tatarstan] (NM RT), series kppi-123666/2784, p. 2 verso.

5. Корбут, М. К. Указ. соч. – С. 292. KORBUT, M. K., 1930, p. 292.

6. Волков, И. Из недавнего прошлого казанского студенчества // На путях к высшей школе: рабочий факультет Казанского государственного университета им. В. И. Ленина. 8 лет работы. 1919–1927. К 10-й годовщине Октябрьской революции. – Казань: Изд-во Казанск. ун-та, 1927. – С. 136. VOLKOV, I. Iz nedavnego proshlogo kazanskogo studenchestva [From the recent past of Kazan student community. In Russ.]. IN: Na putyah k visshey shkole: rabochiy fakul'tet Kazanskogo gosudarstvennogo universiteta im. V. I. Lenina. 8 let raboty. 1919–1927. K 10-i godovshchine Oktyabr'skoy revolyutsii [On the ways to the higher school: worker’s faculty of V. I. Lenin Kazan State University. 8 years of work. 1919–1927. To the 10th anniversary of the October Revolution. In Russ.]. Kazan, Izd-vo Kazansk. un-ta publ., 1927, p. 136.

7. НА РТ, ф. 977, оп. Совет, д. 13407, л. 17. NA RT, fond 977, Soviet series, file 13406, p. 10 verso.

8. Там же, л. 13. Ibid., p. 13.

9. Там же, д. 13409, л. 14. Ibid., file 13409, p. 14.

10. Там же, д. 13499, л. 4. Ibid., file 13499, p. 4.

11. Там же, л. 5–12. Ibid., p. 5–12.

12. Там же, л. 31. Ibid., p. 31.

13. Там же, д. 13409, л. 14. Ibid., file 13409, p. 14.

14. Там же, д. 13407, л. 27. Ibid., file 13407, p. 27.

15. Дмитриев, А. Н. Статусы знания (о социальных маркерах эволюции российского университета первой трети XX века) // Новое литературное обозрение. – 2013. – № 4(122). – С. 108–133. DMITRIEV, A. N. Statusi znaniya (o sotsial'nih markerah evolyutsii rossiyskogo universiteta pervoy treti 20 veka) [Statuses of knowledge (on social markers of evolution of the Russian University in the first third of the 20th century). In Russ.]. IN: Novoe literaturnoye obozreniye, 2013, no. 4 (122), pp. 108–133.

16. Корбут, М. К. Указ. соч. – С. 295. KORBUT, M. K., 1930, p. 295.

17. НА РТ, ф. 977, оп. Совет, д. 13415, л. 1. NA RT, fond 977, Soviet series, file 13415, p. 1.

18. Там же, л. 1–2. Ibid., pp. 1–2.

19. Там же, д. 13499, л. 2 об, 6, 7, 19. Ibid., file 13499, pp. 2 verso, 6, 7, 19.

20. Там же, д. 13415, л. 1. Ibid., file 13415, p. 1.

21. Сальникова, А. А. Революционные потрясения: 1917–1922 гг. // Очерки истории Казанского университета. – Казань: Изд-во Казанск. ун-та, 2002. – С. 149. SAL'NIKOVA, A. A. Revolyutsionniye potryaseniya: 1917–1922 gg. [Revolutionary shocks: 1917–1922. In Russ.]. IN: Ocherki istorii Kazanskogo universiteta [Essays on the history of Kazan University. In Russ.]. Kazan, Izd-vo Kazansk. un-ta publ., 2002, p. 149.

22. Циркуляр попечителям учебных округов // Дело народа. – 1917. – 17 марта. – С. 3. Tsirkulyar popechitelyam uchebnih okrugov [Circular letter to the curators of educational districts. In Russ.]. IN: Delo naroda, 1917, 17 marta, p. 3.

23. История Московского университета: в 2 т. – Т. 1 – М., 1955. – С. 540. Istoriya Moskovskogo universiteta: v 2 t. T. 1. [History of Moscow University: v 2 t. In Russ.]. Moscow, 1955, vol. 1, p. 540.

24. Корбут, М. К. Указ. соч. – С. 298. KORBUT, M. K., 1930, p. 298.

25. Савин, А. Н. Университетские дела. Дневник 1908–1917. – М.–СПб., 2015. – С. 438. SAVIN, A. N. Universitetskiye dela. Dnevnik 1908–1917 [University affairs. Diary of 1908–1917. In Russ.]. Moscow, St. Petersburg, 2015, p. 438.

26. НМ РТ, ед. хр. 123666, л. 1–1 об. NM RT, file 123666, p. 1–1 verso.

27. Там же, л. 3 об. – 4. Ibid., p. 3 verso ‒ 4.

28. Корбут, М. К. Указ. соч. – С. 296. KORBUT, M. K., 1930, p. 296.

29. Ионенко, С. И. А. А. Симолин и деятельность Казанского комитета партии народной свободы // Интеллигенция Татарстана в период реформ и революций первой трети XX века. Материалы Республиканской научной конференции, посвященной 100-летию Г. Шарафа, 3–4 декабря 1996 г. – Казань: Изд-во Казанск. ун-та, 1997. – С. 62. IONENKO, S. I. A. A. Simolin i deyatel'nost' Kazanskogo komiteta partii narodnoy svobodi [A. A. Simolin and the activities of the Kazan Committee of the People's Freedom Party. In Russ.]. IN: Intelligentsiya Tatarstana v period reform i revolyutsii pervoy treti 20 veka. Materiali Respublikanskoy nauchnoy konferentsii, posvyashchennoy 100-letiyu G. Sharafa, 3–4 dekabrya 1996 g. [The intelligentsia of Tatarstan in the period of reforms and revolutions of the first third of the 20th century. The materials of the Republican scientific conference dedicated to the centenary of G. Sharaf’s birth, December 3–4, 1996. In Russ.]. Kazan, Izd-vo Kazansk. un-ta publ., 1997, p. 62.

30. Иванов, А. Е. Указ. соч. – С. 152. IVANOV, A. E., 2014, p. 152.

31. НА РТ, ф. 977, оп. Совет, д. 13415, л. 30–32. NA RT, fond 977, Soviet series, file 13415, pp. 30–32.

32. Там же, л. 33 об. – 34. Ibid., pp. 33 verso – 34.

33. Сальникова, А. А. Революционные потрясения: 1917–1922 гг. // Очерки истории Казанского университета. – Казань: Изд-во Казанск. ун-та, 2002. – С. 152. SAL'NIKOVA, A. A. Revolyutsionniye potryaseniya: 1917–1922 gg. [Revolutionary shocks: 1917–1922. In Russ.]. IN: Ocherki istorii Kazanskogo universiteta [Essays on the history of Kazan University. In Russ.]. Kazan, Izd-vo Kazansk. un-ta publ., 2002, p. 152.

34. Там же. – С. 150. Ibid., p. 150.

35. Малышева, С. Ю. «Великий исход» казанских университариев в сентябре 1918 г. // Гасырлар авазы – Эхо веков. – 2003. – № 1/2. – С. 87–92. MALYSHEVA, S. YU. “Veliki ishod” kazanskih universitariyev v sentyabre 1918 g. [The “Great Outcome” of Kazan Universities in September 1918. In Russ.]. IN: Gasyrlar avazy – Eho vekov, 2003, no. 1/2, p. 87–92.

36. Малышева, С. Ю., Сальникова, А. А. Старый мир при новой власти: Казанский университет в советском политическом пространстве // Мир клио: сборник статей в честь Л. П. Репиной. – М., 2007. – Т. 2. ‒ С. 97–114. MALYSHEVA, S. YU., SAL'NIKOVA, A. A. Stariy mir pri novoy vlasti: Kazanskiy universitet v sovetskom politicheskom prostranstve [The Old World under the New Power: Kazan University in the Soviet Political Space. In Russ.]. IN: Mir klio: sbornik statey v chest' L. P. Repinoi [The world of the Clio: a collection of articles in honor of LP Repina. In Russ.]. Moscow, 2007, vol. 2, pp. 97–114.

Список литературы

Дмитриев, А. Н. Статусы знания (о социальных маркерах эволюции российского университета первой трети 20 века) // Новое литературное обозрение. – 2013. – № 4(122). – С. 108–133.

Ионенко, С. И. А. А. Симолин и деятельность Казанского комитета партии народной свободы // Интеллигенция Татарстана в период реформ и революций первой трети XX века. Материалы Республиканской научной конференции, посвященной 100-летию Г. Шарафа, 3–4 декабря 1996 г. – Казань: Изд-во Казанск. ун-та, 1997. – С. 59–63.

Корбут, М. К. Казанский государственный университет имени В. И. Ульянова-Ленина за 125 лет. 1804/05–1929/30: в 2 т. – Т. 2. – Казань: Изд-во Казанск. ун-та, 1930. – 386 с.

Ростовцев, Е. А., Баринов, Д. А. Столичный университет и мировая война: теория и практика «академического патриотизма» // Былые годы. – 2014. – № 34 (4). – С. 592–604.

Сальникова, А. А. Революционные потрясения: 1917–1922 гг. // Очерки истории Казанского университета. – Казань: Изд-во Казанск. ун-та, 2002. – С. 149–165.

References

DMITRIYEV, A. N. Statusi znaniya (o sotsial'nih markerah evolyutsii rossiyskogo universiteta pervoy treti XX veka) [Statuses of knowledge (on social markers of the evolution of the Russian University in the first third of the 20th century). In Russ.]. IN: Novoye literaturnoye obozreniye, 2013, no. 4 (122), pp. 108–133.

IONENKO, S. I. A. A. Simolin i deyatel'nost' Kazanskogo komiteta partii narodnoy svobodi [A.A. Simolin and the activities of the Kazan Committee of the People's Freedom Party. In Russ.]. IN: Intelligentsiya Tatarstana v period reform i revolyutsii pervoy treti XX veka. Materiali Respublikanskoy nauchnoy konferentsii, posvyashchennoy 100-letiyu G. Sharafa, 3–4 dekabrya 1996 g. [The intelligentsia of Tatarstan in the period of reforms and revolutions of the first third of the XX century. Materials of the Republican scientific conference dedicated to the 100th anniversary of G. Sharaf, December 3–4, 1996. In. Russ.]. Kazan, Izd-vo Kazansk. un-ta publ., 1997, pp. 59–63.

KORBUT, M. K. Kazanskiy gosudarstvenniy universitet imeni V. I. Ul'yanova-Lenina za 125 let. 1804/05–1929/30: v 2 t. T. 2. [V. I. Ulyanov-Lenin Kazan State University in 125 years. 1804/05–1929/30. In Russ.]. Kazan, Izd-vo Kazansk. un-ta publ., 1930, vol. 2, 386 p.

ROSTOVTSEV, E. A., BARINOV, D. A. Stolichniy universitet i mirovaya voyna: teoriya i praktika “akademicheskogo patriotizma” [The Metropolitan University and the World War: the theory and practice of “the academic patriotism”. In Russ.]. IN: Biliye godi, 2014, no. 34 (4), pp. 592–604.

SAL'NIKOVA, A. A. Revolyutsionniye potryaseniya: 1917–1922 gg. [Revolutionary shocks: 1917 – 1922. In Russ.]. IN: Ocherki istorii Kazanskogo universiteta [Essays on the history of Kazan University. In Russ.]. Kazan, Izd-vo Kazansk. un-ta publ., 2002, pp. 149–165.

Сведения об авторе

Бушуева Людмила Александровна, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института истории им. Ш. Марджани АН РТ, г. Казань, Республика Татарстан, Российская Федерация, bushueva9@mail.ru

About the author

Liudmila A. Bushueva, Candidate of Historical Sciences, Senior Researcher at Sh. Mardzhani Institute of History of Academy of Sciences of the Republic of Tatarstan, Kazan, the Republic of Tatarstan, the Russian Federation, bushueva9@mail.ru

В редакцию статья поступила 13.01.2017 г., опубликована:

Бушуева, Л. A. 1917 год в жизни университетского сообщества Казани // Гасырлар авазы ‒ Эхо веков. ‒ 2017. ‒ № 1/2. ‒ С. 6‒17.

Submitted on 13.01.2016, published:

BUSHUEVA, L. A. 1917 god v zhizni universitetskogo soobshhestva Kazani [Year 1917 in the life of the University community of Kazan. In Russ.]. IN: Gasyrlar avazy ‒ Eho vekov, 2017, no. 1/2, pp. 6‒17.