Ф. Н. Козлов. Многоликий «Янус» Василий Краснов

Аннотация
Сложно изучать исторические события, не зная тех личностей, которыми эта история творилась. К сожалению, биографические исследования в силу трудоемкости сбора материалов представляют собой редкость в современной гуманитарной науке. Предлагаемая публикация является попыткой частично закрыть эту лакуну применительно к одной из национальных автономий Среднего Поволжья. Статья посвящена исследованию жизни и деятельности священника Василия Краснова. Выпускник Казанской учительской семинарии и миссионерских курсов при Казанской духовной академии, он стал одним из активных деятелей чувашского национального движения. Практически все переломные события внутрицерковной жизни первой половины 1920-х гг. состоялись при его непосредственном участии. Выдвижение целого ряда священников в епископы, образование и юридическое оформление самостоятельной Чувашской епархии, создание Православной автокефальной чувашской национальной церкви – наиболее значимые из деяний, инициированных и осуществленных В. Т. Красновым. При этом бурная и насыщенная жизнь этого церковного деятеля, как свидетельствуют архивные документы, патронировалась органами ОГПУ.
Abstract
It is difficult to study historical events, not knowing the persons having created the history. Unfortunately, due to the labour-consuming nature of the material collection, biographic studies are rare in the contemporary humanities. The present work is an attempt to partially close the gap in respect of one of the national autonomies of the Middle Volga region. The article is devoted to the research of the life and activities of priest Vasily Krasnov. A graduate of the Kazan Teachers Training College and missionary courses at the Kazan Theological Academy, he became one of the active members of the Chuvash national movement. Almost all of the watershed events of the internal church life of the first half of the 1920s took place with his participation. The nomination of a number of priests for bishops, the formation and legal registration of the independent Chuvash diocese and the establishment of the Chuvash Orthodox Autocephalous National Church are the most important of the works initiated and carried out by V. T. Krasnov. However, as evidenced by the archival documents, the stormy and eventful life of this Church leader was patronized by the OGPU bodies.
Ключевые слова
Чувашская автономная область, внутрицерковная жизнь, расколы, национальная епархия, обновленчество, автокефалия, священник Василий Краснов, епископ Тимофей (Зайков), епископ Герман (Кокель).
Keywords
The Chuvash autonomous region, internal church life, schisms, national diocese, Renovationism, autocephaly, priest Vasily Krasnov, Bishop Timothy (Zaykov), Bishop Herman (Kokel).
В 1946 г. была образована Чебоксарско-Чувашская епархия Русской православной церкви Московского патриархата. Путь к оформлению юридически самостоятельной национальной структурной единицы в рамках единой православной организации в стране был долгим и тернистым. Были и возвратные движения, и раскольнические отпадения, и тупиковые варианты. К сожалению, эта история до настоящего времени полна «белых пятен». И прежде всего это касается биографического аспекта. Реконструкция биографий исторических личностей – объективно сложный процесс. Собирать канву жизнеописания таких людей приходится по крупицам, если они не оставили после себя дневниковых или иных личных записей. Но тем это интереснее и перспективнее с научной точки зрения. Попробуем заглянуть в историю одной из самых неординарных личностей религиозной жизни Чувашской автономии 1910-1920-х гг.
Василий Краснов…
Возьмите в руки краткую или четырехтомную Чувашскую энциклопедию – и не найдете статьи об этом человеке[1]. В работе Г. А. Александрова об истоках чувашской интеллигенции он упоминается, но без каких-либо биографических подробностей[2]. А. Г. Берман, рассматривая феномен «чувашской автокефалии» и судьбы ее лидеров, констатировал «неизвестность» событий жизни отца-основателя этого местного раскола после кризиса движения[3]. Между тем сама жизнь оказавшегося в фокусе нашего внимания священника насыщена событиями. Можно безо всяких прикрас и преувеличений констатировать, что отец Василий (Краснов) – одна из самых неординарных личностей в среде национального духовенства первой трети XX в.
Родился Василий в с. Тюрлема Богородской волости Чебоксарского уезда (ныне Козловский район Чувашской Республики) 21 января (по метрике, 3 февраля – по собственному заявлению) 1876 г.[4] Родителями его были крестьяне Тимофей Ильин и Агапия Иванова, восприемником записан крестьянин того же села Трофим Емельянов. К сожалению, метрика, сообщив о православном вероисповедании родителей, не зафиксировала их национальной принадлежности[5]. Считаем важным обратить особое внимание на этот факт в свете последующего изложения событий. О степени «зажиточности» семьи свидетельствует тот факт, что обретались они в курной избе, которая к тому же сгорела, когда отроку было всего восемь лет. Скоро свалилось еще одно большое горе – Василий остался сиротой, и по окончании в 1891 г. Тюрлеминской начальной школы местный учитель из жалости отвез его в Казанскую учительскую семинарию. Учился там Василий на казенный кошт[6]. В 1894 г. получил свидетельство об окончании Казанской учительской семинарии. Братством святителя Гурия был определен учителем Ишаковского миссионерского двухклассного училища Козьмодемьянского уезда, откуда в 1895 г. по собственному прошению переведен учителем-регентом в «братскую» школу при Михаило-Архангельском черемисском монастыре, где работал до 1897 г.[7]
Позднее В. Т. Краснов, ходатайствуя о восстановлении в избирательных правах, сообщил некоторые биографические сведения и, в частности, указал, что попал в число шести учителей «с хорошим поведением» от национальных меньшинств, которых казанский архиерей предложил направить для выполнения священнической миссии в родной среде и как у казеннокоштного особого выбора ему не оставалось[8]. Согласно послужному списку, 1 октября 1897 г. Василий Краснов был посвящен в стихарь; по прошению принят на Казанские миссионерские курсы на стипендию Святейшего Синода и окончил их в 1899 г.[9] Приведенные факты вроде бы согласуются с исторической канвой описываемых событий. В 1897 г. миссионерские отделы при Казанской духовной академии были преобразованы в двухгодичные миссионерские курсы, а с 1899 г. получили статус самостоятельного учебного заведения[10]. Василий Краснов мог действительно попасть в первый «профильный» набор курсантов-«инородцев». Но имело ли место то принуждение, о котором заявлял В. Т. Краснов?
Информация официальных документов Казанской духовной консистории не во всем соответствует автобиографическим сведениям. Послужной список свидетельствует, что после окончания Казанских миссионерских курсов вместо направления по распределению в инородческий приход родной епархии он по собственному прошению 22 октября 1899 г. принят в Таврическую епархию на священническое место при Пантелеймоновской церкви с. Далматовка Днепровского уезда. 18 января 1900 г. с согласия Таврического Преосвященного был рукоположен в Казани Преосвященным Иоанном, викарием Казанским, в сан диакона. На следующий день им же рукоположен в священника к Пантелеймоновской церкви с. Далматовка Днепровского уезда. По прошению принят в Казанскую епархию и постановлением епархиального начальства от 11/25* июля 1900 г. назначен в с. Хочашево Ядринского уезда[11]. Здесь он показал себя деятельным человеком, был делегирован на епархиальный миссионерский съезд, проходивший 13-26 июня 1910 г. в Казани, а также возглавил зарегистрированный 11 августа 1910 г. местный отдел Союза русского народа[12]. Возможно, что уже тогда начали проявляться его лидерские качества, стремление стать «вершителем» истории и националистические тенденции. Последнее не должно восприниматься как явление негативное. Речь, прежде всего, идет об учете этнических особенностей паствы (ведь приход был подавляюще чувашский) и использовании родного языка при организации богослужений и в образовательном процессе местных школ.
Споры вокруг необходимости такого шага имели длительную предысторию, во второй половине XIX – начале XX в. превратившись в крайне актуальный, насущный вопрос и вызывая острую полемику в церковных и околоцерковных кругах. Особенно жаркие дискуссии разгорелись в 1910-е гг. Так, с болью сообщал укрывшийся за псевдонимом «Z.» автор, как «спасители отечества» кричат о «великом вреде инородческой – чувашской или черемисской – литературы». Пожелавший остаться анонимным, «приходской батюшка М. А-ий» в своем послании миссионерскому съезду 1910 г. ратовал за устройство библиотек для народных чтений для чувашей и даже сформировал список книг и брошюр, которые «желательно бы перевести для этого на чувашский язык». В числе рекомендованных им изданий были труды как по священной истории, так и издания по истории развития православия в Русском государстве. Еще один анонимный автор вопрос о важности Библии на чувашском языке считал «и самого по себе» ясным. «Чуваши больше доверяют книгам, чем устным рассказам, в которых они склонны видеть долю правды, но приукрашенную вымыслом», – констатировал по итогам своего общения с чувашами прихода с. Старые Алгаши Симбирского уезда Симбирской губернии местный священник К. Макаров[13]. Апологетом проведения школьных уроков и церковных служб на родном языке выступал и хочашевский священник.
В «путевых заметках» С. Чичериной описана имевшая место в начале 1900-х гг. встреча в Казанской учительской семинарии с некоторыми деятелями «по просвещению чуваш»: наставником этой семинарии Н. И. Ашмариным, учителем К. С. С., священником В. К., кандидатом богословия Н. В. Никольским и некоторыми другими. К сожалению здесь, как и в ряде других случаев, автор литературно-дневниковых записей часть своих собеседников определила лишь инициалами. При этом сходство сообщаемых писательницей деталей с уже обозначенными выше подробностями биографии нашего героя дают основание сделать вывод, что называемый ею «священник отец В. К.» и есть Василий Краснов. При таком раскладе обращение к тексту С. Чичериной сообщает нам новые подробности жизнеописания этого человека: отец Василий оказался на приходе после русских священников и «нашел прихожан в очень печальном состоянии. Хотя они все крещеные, но придерживаются языческих обрядов, молятся киреметям. Поэтому о. К. пришлось энергично приняться за миссионерскую деятельность. “Мне хотелось устроить христианское просвещение своего прихода, наставление в Законе Божием взять в свои руки”, – сказал он мне в пояснение своего заявления. В Ядринском уезде 150 000 чуваш, а чувашских священников только двое, поэтому к отцу К. приходят чуваши за 25 верст слушать богослужение на инородческом языке и говеть. По его словам, к чувашскому священнику о. Даниилу Филимонову приходили за 75 верст. Конечно, это возбуждает неудовольствие русских священников, потому что инородцы, почувствовавшие сладость богослужения на родном языке, просят и своих русских приходских священников совершать богослужение на инородческом языке»[14].
При таком раскладе дел неудивительно, что один из священников Ядринского уезда в письме к упомянутому Д. Ф. Филимонову сообщил, как «о. Краснову тоже не красно житие. Плохо ему здесь – обижают его. Деревни ему достались плохие. Он бывал у меня часто, да теперь что-то бросил. Впрочем, он теперь пишет историческую летопись здешней церкви. Человек он, мне кажется, хороший. Иной раз служит по-чувашски. Проповеди говорит по-чувашски. Только выговор неправильный у него». В другом письме то же духовное лицо отмечает, что «Василия Краснова не приняли здесь, он уже подал в Крым во священника»[15].
18 сентября 1913 г. он был переведен в с. Ивановское Казанского уезда, причем «уход» В. Т. Краснова из прихода с. Хочашево произошел не по собственному желанию. Определением епархиального начальства от 4/11 марта 1913 г. В. Т. Краснов (прошу прощения у читателя за пространную цитату. ‒ Ф. К.) «за неуживчивость, избегание обязанностей в церковно-приходских действиях, поношение настоятеля в храме неприличным словом как “сволочь”, торможение неотложного ремонта каменного храма, за проповедование с церковной кафедры сепаратических идей, несмотря на председательство в обществе трезвости, спаивание свидетелей и внушение давать им ложную присягу с произношением вслух “клянусь”, а про себя “не клянусь”, с уверением, что при исповеди все это им простится, каковыми действиями и внушением довел некоторых прихожан до полного безразличия по отношению к истине и правде, послан был на три месяца в послужание с запрещением священнослужения в Михаило-Архангельский монастырь» с предписанием после отбытия наказания (эпитимии) в месячный срок подыскать себе второе священническое место вне Ядринского уезда[16]. Дополняет эту неприглядную характеристику сохранившаяся переписка других «батюшек», где В. Т. Краснов оценивается как человек грубый, эгоистический, злопамятный и мстительный: он «до сих пор помнит своих врагов, по его мнению, которые причинили ему неприятности лет 20 тому назад»[17].
Так он и оказался в с. Ивановском Казанского уезда, где, впрочем, прослужил всего несколько месяцев, и 28 декабря 1913 г. был перемещен в с. Новоишеево Цивильского уезда, в котором с 1912 г., согласно клировой ведомости, «причта временно не имелось»[18]. Вероятно, столь быстрому переходу в новый приход помогло заступничество Н. В. Никольского или епископа Андрея (Ухтомского). К первому из названных лиц В. Т. Краснов обратился с письмом еще в ходе производимого над ним благочинническим советом «следствия», прося «исхлопотать мне лично или через владыку Андрея перемещение в с. Хормалы Цивильского уезда»[19]. Причем междоусобный конфликт с другим духовным служителем с. Хочашево он выставляет как межнациональное противоречие себя (чуваша) и «русского» священника Фортунатова. Попасть в с. Хормалы не удалось, но получилось вернуться в чувашский край. И этот результат надо признать неплохим.
В с. Новоишеево он, вроде бы, остепенился и успокоился. Такой «оседлый» характер на фоне вышеизложенных поступков и постоянной смены мест работы был бы невозможен, не смири В. Т. Краснов своего неугомонного нрава. По крайней мере, так произошло внешне. В своем утверждении мы основываемся на том факте, что данный приход стал постоянным для В. Т. Краснова почти на 10 лет, причем до конца 1917 г. (метрических книг более позднего периода нет) он состоял единственным духовным пастырем данного села[20]. 20 января 1914 г. он утвержден в должности законоучителя Новоишинского начального училища[21]. Работал также законоучителем в Староурмарском земском училище и Кульгешинской церковно-приходской школе (в декабре 1917 г. преобразованной в земскую)[22]. По данным «Отчета о пожертвованиях, поступивших с 1 по 31 января 1915 г. в Казанский отдел состоящего под августейшим покровительством Его Императорского Высочества Великой Княгини Милицы Николаевны Комитета по оказанию помощи раненым воинам русским, черногорским, сербским и их семействам и семействам убитых воинов», от священника с. Новоишеево В. Т. Краснова по подписному листу поступило 3 руб. 66 коп.[23] В годы Первой мировой войны о. Василий во время проповедей (факт за ноябрь 1916 г.) обращался к прихожанам с призывом жертвовать и в пользу Георгиевского комитета для помощи пострадавшим героям и их семьям[24]. Показательно и то, что в одном из писем Н. В. Никольскому (от 12 марта 1922 г.) священник сообщил, что «занят исключительно приходской службой», «Господь меня хранит и народ любит»[25].
В церкви с. Новоишеево Цивильского уезда В. Т. Краснов служил до весны 1923 г. В дальнейшем перешел на службу в один из храмов г. Цивильска. Как сообщает заметка в газете «Чувашский край», в с. Иванове Цивильского уезда по инициативе ячейки Российского коммунистического союза молодежи предполагалось поставить антирелигиозный диспут, куда в качестве оппонентов партийным и студенческим силам были приглашены «лучшие попы города Цивильска» Захаров, Краснов и Голубев, которые «дали свое согласие», однако «не явились – испугались разоблачения»[26]. Конечно, возможно, что отвлекаться на какой-то диспут – тем более, что организован он был не в самом Цивильске, а в одном из сел уезда – было «мелко» для человека, творящего церковную историю в масштабах региона. Ведь в этот период о. Василий (Краснов) уже активно работает над идеей обособления приходов Чувашской автономной области от Казанской епархии.
В 1920-е гг. наступил звездный час В. Т. Краснова, когда он оказался в самом эпицентре внутрицерковной жизни в только что образованной Чувашской автономной области. В начале 1920-х гг. при попустительстве и даже поддержке советских властей в церкви сформировалось так называемое обновленческое течение. Вскоре после захвата власти обновленцы с целью оформления и закрепления легитимности своего движения созвали первый Всероссийский съезд, провели в Москве учредительное собрание и создали Высшее церковное управление (ВЦУ). Для установления контроля на местах ВЦУ направило по епархиям 56 уполномоченных с неограниченными полномочиями и с гарантией полной поддержки со стороны органов управления. На территории Чувашии церковники-обновленцы впервые появились летом 1922 г. На первых порах, проводя в жизнь программу реформирования церкви (в особенности, переход на новый стиль) они столкнулись с непониманием, особенно среди пожилых прихожан. Переломным в борьбе за власть в церковных кругах следует назвать 1923 г. В первой половине этого года почти во всех уездах Чувашской автономной области состоялись съезды духовенства и мирян, в ряде случаев они не поддержали обновленческое движение: так, не оправдал надежд обновленцев съезд духовенства в г. Ядрине, собрания духовенства и верующих в селениях Новое Ахпердино и Малые Яльчики Батыревского уезда в марте 1923 г. Однако в других местах обновленцы имели значительный успех (например, информационный отчет по Чебоксарскому уезду сообщал, что «попы в районе Богородской волости с жадностью ухватились за идею «Живой церкви»; «продвигало» обновленческую идеологию духовенство Аликовской волости Ядринского уезда)[27].
К лету 1923 г. обновленцы контролировали почти половину приходов Чувашской автономной области и добились создания Областного церковного управления. С позиций настоящего исследования важен факт, сообщаемый одним из приходских пастырей. В ноябре 1923 г. священник с. Новоишеево Цивильского уезда Г. Тихонов, сетуя в письме известному церковному деятелю и миссионеру, активному участнику событий тех лет Д. Ф. Филимонову на сложные взаимоотношения с В. Т. Красновым, обмолвился, что последний опирается на нового «чувашского» епископа Тимофея (В. С. Зайкова), который был рукоположен в сан весной 1923 г. епископом Андреем (Ухтомским? – Ф. К.) с благословения Патриарха Тихона при активной поддержке со стороны упомянутого В. Т. Краснова[28]. О том, что последний действительно приложил руку к назначению первого чувашского архиерея, можно утверждать безо всяких сомнений. Со стороны о. Василия идет сложносоставная, многоходовая игра: сначала он сам претендует на епископский чин, но в силу объективных обстоятельств (свою кандидатуру снял, «так как из-за меня, как семейного, необычного до сих пор епископа, могли быть среди духовенства трения, поэтому я отложил свое назначение до утверждения нового положения о епископах открывающимся Собором*»), 1 марта 1923 г. В. Т. Краснов обратился в отдел управления исполкома Чувашской автономной области с ходатайством о выдаче удостоверения об отсутствии препятствий к назначению епископом священника Чистопольского собора Симеона Михайлова; 17 апреля он сообщил в отдел управления исполкома Чувашской автономной области об отказе священника С. Михайлова выдвигаться в епископы Чувашской области и выборе священника с. Кошелеи Виктора Зайкова как нового кандидата в епископы[29]. Причастен он оказался и к рукоположению в сан в качестве викарного епископа Чебоксарского (обновленческого) известного деятеля и миссионера Д. Ф. Филимонова[30].
На момент подачи всех отмеченных выше обращений Василий Краснов являлся уполномоченным Казанского епархиального управления (обновленческого). При этом, по приводимым в пересказе священником с. Новоишеево Цивильского уезда Г. Тихоновым словам самого В. Т. Краснова, он стал уполномоченным ВЦУ «не от чистого сердца. А просили его принять на себя должность уполномоченного»[31]. На фоне этого факта он – что еще более важно! – человек, активно сотрудничающий с ОГПУ! «Я уже дал обещание работать в контакте с властью и докажу это в дальнейшем на деле», – подтвердил он в своем обращении 17 апреля 1923 г.[32] Такая бурная и противоречивая деятельность не могла остаться без последствий. 19 сентября 1923 г. Казанское епархиальное управление (обновленческое) сообщило в облисполком Чувашской автономной области, что «уполномоченный Казанского епархиального управления по Чувобласти протоиерей г. Цивильска Василий Краснов постановлением от 5 сентября 1923 г. лишен прав уполномоченного за измену делу церковного обновления и за вступление в соблазнительную связь с тихоновцами», в тот же день аналогичное сообщение ушло и самому В. Т. Краснову[33].
Это никоим образом не повлияло на планы главного действующего героя повествования. Складывается ощущение, что В. Т. Краснов чувствовал себя в неспокойной атмосфере тех дней, как рыба в воде. Места его пастырского служения и занимаемые управленческие должности сменялись с калейдоскопической быстротой, а запущенный процесс отделения от Казани уже набирал обороты. 4-5 марта 1924 г. в с. Шихазаны Цивильского уезда прошел областной церковный съезд, который, несмотря на оппозицию присутствовавших сторонников Патриарха Тихона и даже сопротивление одного из идеологов обновленчества в Среднем Поволжье, члена Казанского епархиального управления Е. Ф. Сосунцова, признал образование в Чувашской автономной области епископата. В. Т. Краснов ‒ председатель съезда ‒ в своей речи не преминул отметить, что «если прежние гражданские и церковные высшие власти нам отказывали, то именуемая безбожной советская власть по своей милостивой беспристрастности для успокоения мятущихся верующих чувашей не воспрепятствовала иметь своего епископа»![34] С учетом вышеизложенных фактов, не могло ли быть так, что уже на съезде в 1924 г. В. Т. Краснов «гнул» линию по поручению ОГПУ, если ранее Казанским епархиальным управлением (обновленческим) он был отстранен от должности уполномоченного ВЦУ, а на съезде высказывался и агитировал за поддержку обновленчества и создание епископата (даже в противовес мнению обновленческого представителя из Казани)? Отметим также и то, что съезд четко продемонстрировал, что главной причиной поддержки обновленчества в Чувашии были не столько собственные идеи «живоцерковников» и иже с ними, сколько стремление местного духовенства сорганизоваться по национальному признаку, реализовать идею самостоятельной этнической церковной единицы.
Однако, немало сделав для организационного становления обновленчества в регионе и став «крестным отцом» двух обновленческих епархиальных архиереев, сам В. Т. Краснов в обновленчестве не прижился. Уже через полгода после названного съезда этот «серый кардинал», незримо стоявший за почти каждым серьезным шагом в местной религиозной жизни, вдруг выходит из-за кулис и появляется в качестве одного из главных действующих лиц первого плана. В начале августа 1924 г. он обратился в отдел управления исполкома Чувашской автономной области с просьбой о регистрации временного правления Православной автокефальной чувашской национальной церкви (ПАЧНЦ), и 7 августа временное правление было зарегистрировано в составе самого В. Т. Краснова и ряда священников и мирян Батыревского, Чебоксарского и Ядринского уездов. Основными принципами ПАЧНЦ провозглашались отделение церкви от государства, соборность (свобода, равенство, братство) и развитие благотворительности, очищение церкви от чуждых ей эксплуататорских элементов в руководстве, экстерриториальность и выборность священнослужителей из национальной среды[35]. Ответ на поступок вчерашнего близкого соратника со стороны архиепископа Тимофея (Зайкова) был резким: указом от 16 августа 1924 г. священник В. Т. Краснов был уволен с должности настоятеля церкви с. Хормалы Батыревского уезда «за агитацию среди населения с церковного амвона против Священного Синода и правящего архиепископа». Новоиспеченный лидер автокефалистов, естественно, указ обновленческого архиерея законным не признал и спокойно продолжал исполнять службы в том же самом храме. На собрании приходского совета 25 августа 1924 г. пастве он пояснил: «Я принадлежу не к тимофеевской, а совершенно к особой группе православных афтокефалистов, поэтому Тимофей, согласно разъяснения центра, не имеет никакого права вмешиваться в отделившуюся от него приходскую общину и прочее. Поэтому Тимофею и не подчиняемся»[36].
10 февраля 1925 г. в с. Ново-Чурашево Батыревского уезда Чувашской области состоялось собрание благочинных и уездных уполномоченных Чувашской епархии, где в числе обсуждаемых вопросов было и «изыскание мер борьбы с тихоновщиной и главными распространителями ея Красновым и Кокелем»[37]. Епископ Герман (Кокель) и священник с. Хормалы Батыревского уезда В. Т. Краснов оказались в общем списке «распространителей тихоновщины» не случайно. Несмотря на отмечавшийся информсводками Чувашского областного отдела ОГПУ конфликт обновленцев во главе с архиепископом Тимофеем (Зайковым) и епископом Даниилом (Филимоновым), тихоновцев во главе с епископом Германом (Кокелем) и автокефалистов во главе с В. Т. Красновым[38], поначалу Чувашское областное церковное управление воспринимало автокефалистов не как самостоятельное церковное течение в автономии, а как одну из групп тихоновцев. Как сообщает игумен Дамаскин (Орловский), священник Григорий Кокель осенью 1924 г. был выдвинут как кандидат в епископы группой местных священнослужителей, выступавшей за самостоятельную организацию чувашских приходов в связи с захватом церковной власти в Чувашии обновленцами. В числе «инициативной группы» называются священники Василий Краснов, Николай Максимов, Иаков Турхан, диакон Евграф Павлов и другие будущие члены Временного правления Чувашской православной автокефальной национальной церкви[39].
О. Григорий (Кокель) в переписке и при личных встречах с инициаторами нового религиозного движения обещал «ввести в Чувашской церкви автокефалию»[40]. Заинтересованность сторон друг в друге позволяет логически связать факт создания автокефалии и выдвижения ее «отцами» о. Григория (Кокеля) в качестве кандидата в епископы – ведь им нужен был лидер с высоким иерархическим статусом. Приведенные факты позволяют также утверждать, что на первых порах не должно было произойти разрыва автокефалистов и тихоновцев. Более того, автокефалия не должна была и стать инспирировано-самопровозглашенным явлением, а мыслилась как полученная от Патриаршего центра на вполне законных, канонических основаниях, т. е. должна была образоваться мирным путем. Намерения были благие, только вот пошло все далеко не так, как задумывалось. Трудно сказать, когда и почему произошел резкий перелом в представлениях Григория Кокеля, но как епископ он уже не поддерживал идею обособления по национальному признаку. Более того, как отмечалось в подготовленной заведующим отделом иностранцев и общин В. Васильевым докладной записке народному комиссару внутренних дел Чувашской АССР, епископ Герман (Кокель) «стал всячески преследовать автокефалистов, распространяя про них разный вздор, и смещать служителей культа в организованных автокефалистами приходах»[41]. Этот ракурс интересен сам по себе и должен быть предметом отдельного исследования. Для нас же важен факт неоправдавшихся надежд автокефалистов. Для них это было не просто разочарование, а настоящее предательство, и ответный поступок был соответствующим. Когда оказалось, что Герман не сторонник формирования епархий по этническому принципу, автокефалисты, подобно обновленцам, стали в непримиримой оппозиции староцерковническому епископу. Вместо канонического разделения произошел очередной раскол.
Вернемся, однако, к причинам возникновения Православной автокефальной чувашской национальной церкви и появлению о. Василия (Краснова) на сцене как главного действующего лица. Что подвигло его к такому решительному шагу? Нельзя не согласиться с мнением А. Г. Бермана, что «имели место личные амбиции участников событий, не исключены и идейные разногласия»[42]. Возможно, это был ответный ход на епитимию, наложенную епископом Тимофеем (Зайковым) за самостоятельно установленные В. Т. Красновым контакты с Д. Ф. Филимоновым[43]. Здесь важно напомнить, что редкие сохранившиеся письма местных священников характеризуют В. Т. Краснова как человека грубого, эгоистичного, злопамятного и мстительного[44]. Впрочем, как следует из заключения уполномоченного ОГПУ по Батыревскому уезду и последующего рапорта его начальника наркому внутренних дел Чувашской автономии, поводом для возникновения автокефального движения «главным образом послужило то обстоятельство, что церковь в с. Хормалах, имея какие-то святые иконы, привлекает большое количество богомольцев даже из других уездов и поэтому церковь приносит большой доход. Борьба между попами происходит главным образом из-за первенства обладания церковью и доходом ее»[45]. С другой стороны, вряд ли человек, положивший столько усилий на создание имиджа «героя второго плана», решит одним шагом перечеркнуть все достигнутые результаты. Этот вопрос требует более взвешенного и внимательного подхода. С учетом следующих из признания В. Т. Краснова его личных контактов с начальником Чувашского отдела ОГПУ Г. С. Марсельским[46] возможно и то, что реализовывался проект при негласной поддержке «органов», заинтересованных в дальнейшем углублении церковного раскола и дискредитации Церкви как института в целом. Недаром, 23 февраля 1925 г. вызванный на допрос в качестве свидетеля В. Т. Краснов заявил о своем «сочувствии» Советской власти[47].
Однако новообразованная церковная институциализация сразу столкнулась с серьезными затруднениями. В ряде мест прихожане наотрез отказались от какого-либо общения с идеологами нового церковного движения. Даже там, где служили сами основатели автокефалии или их сподвижники (Шоркисринский приход Цивильского уезда, Старояниковский и Новошимкусский приходы Батыревского уезда), крестьяне оказались на перепутье и не смогли решить за кем идти. При этом чем меньше оставалось у лидера автокефалистов паствы и чем уже становился простор для управления и главенствования, тем жестче он цеплялся за власть и принимал все более радикальные меры для упрочения своих позиций (организовывал альтернативные церковные советы, заполучал в результате закулисных действий в свое полное распоряжение церковное имущество и т. п.)[48].
Вполне ожидаемым результатом стало решение общего собрания прихожан с. Хормалы на шестой неделе Великого поста 1926 г. об изгнании его из прихода. Таким образом, основатель автокефалии остался вообще без места служения. Но и уходя, он не преминул хлопнуть дверью. Выезжая на постоянное жительство в с. Новоишеево Цивильского уезда, он заявил своим – уже бывшим – прихожанам: «Если вы теперь и захотите вызвать меня, то я ни за что к вам не поеду, оставайтесь с советскими попами, а настоящих попов у вас нет, а от советских вам спасения не будет». Возможно, он и на новом месте не успокоился и попытался «гнуть свою линию». Поэтому «ввиду явных угроз некоторых непримиримых элементов русского духовенства» в 1929 г. В. Т. Краснову пришлось вообще покинуть Чувашию и, столь часто меняя места работы и должности (ни одна из которых уже не была связана с духовным служением), поколесить по разным регионам Советского Союза вплоть до среднеазиатских республик: последнее известное нам его место жительства – это столица Туркменской АССР г. Ашхабад, откуда в апреле 1934 г. он прислал на Родину ходатайство о восстановлении в избирательных правах[49]. Подробности последнего этапа жизни, дата и место смерти В. Т. Краснова на должном этапе исследования не известны.
Подытоживая небольшое исследование жизни и деятельности одного из активных деятелей церковной жизни 1920-х гг., можно выделить следующие ключевые моменты. Во-первых, он, как и большинство других активных участников чувашского религиозного просвещения, был выходцем из простой крестьянской семьи. Во-вторых, отличительной чертой следует назвать его неспокойный характер и принципиальность в отдельных вопросах (прежде всего, в сфере межэтнических отношений и учета национального фактора в организации образования и религиозной жизни). В-третьих, одной из важных описательных характеристик его личности служит суммарная константа коварства и склонности к интриганству. Словом, образ священника В. Т. Краснова рисуется далеко не идеальным, но, по сути, он являл собой определенный личностный срез соответствующей эпохи; и вполне естественно, что рассматривать и оценивать его в отрыве от веяний времени было бы некорректно: он и человек с набором определенных требований к самому себе и к окружающим, он и активный апологет национальной идеи. Как бы то ни было, без этой личности уже невозможно рассматривать историю Православия в Чувашии в первые десятилетия ХХ в.
* Приводимые здесь и далее через косую черту двойные даты указаны в использованных при подготовке текста документах.
* Речь идет о Втором Поместном Всероссийском Соборе (первом обновленческом), проходившем в Москве с 29 апреля по 9 мая 1923 г. «Соборяне» осуществили «разрешенные» советской властью реформы: введение женатого епископата, второбрачие духовенства, введение нового стиля, упразднение патриаршества, а также церковно-административную реформу, направленную на усиление соборности церкви.
[1]. Краткая Чувашская энциклопедия. ‒ Чебоксары, 2001. ‒ 525 с.; Чувашская энциклопедия: в 4 т. ‒ Чебоксары, 2006-2011.
[2]. Александров Г. А. Чувашская интеллигенция: истоки. ‒ Чебоксары, 1997. ‒ С. 63.
[3]. Берман А. Г. Страницы истории православия в Чувашии в ХХ веке. ‒ Чебоксары, 2009. ‒ С. 35.
[4]. Государственный исторический архив Чувашской Республики (ГИА ЧР), ф. 557, оп. 8, д. 178, л. 411 об.; ф. Р-248, оп. 4, д. 337, л. 10.
[5]. Там же, ф. 557, оп. 8, д. 178, л. 411 об.
[6]. Там же, ф. Р-248, оп. 4, д. 337, л. 10.
[7]. НА РТ, ф. 4, оп. 147, д. 880, л. 10 об.
[8]. ГИА ЧР, ф. Р-248, оп. 4, д. 337, л. 3-3 об., 10 об.
[9]. НА РТ, ф. 4, оп. 147, д. 880, л. 10 об.
[10]. Михалев Д. Внутренние миссии и Казанская миссионерская школа // Спас. ‒ 2014. ‒ Июль. ‒ № 7 (124).
[11]. НА РТ, ф. 4, оп. 147, д. 880, л. 10 об., 11 об.
[12]. Там же, ф. 411, оп. 1, д. 1, л. 18; Алексеев И. Е. Чуваши-черносотенцы: «Постановочные» заметки о деятельности чувашских отделов русских право-монархических организаций // Русская линия: Электронный ресурс. Режим доступа: http://rusk.ru/st.php?idar=110487 (Дата обращения: 12.03.2017); Золотов, Н. О миссионерствующем профессоре и «апостольствующем» начальнике милиции // Красная Чувашия. ‒ 1930. ‒ 18 января.
[13]. М. А-ий. Пожелания приходского батюшки миссионерскому съезду // Сотрудник Братства Святителя Гурия. ‒ 1910. ‒ № 34. ‒ С. 542-543; Макаров К. Заметки сельского священника из чуваш // Церковные ведомости (Прибавления к Церковным ведомостям). ‒ 1891. ‒ № 22. ‒ С. 703; Русский. О предполагаемом издании Библии на чувашском языке // Сотрудник Братства Святителя Гурия. ‒ 1910. ‒ № 54. ‒ С. 862; Z [псевдоним]. Изучение башкирского языка // Сотрудник Братства Святителя Гурия. ‒ 1911. ‒ № 19. ‒ С. 296-297.
[14]. Чичерина С. У приволжских инородцев. Путевые заметки. ‒ СПб., 1905. ‒ С. 318-319.
[15]. ГИА ЧР, ф. 350, оп. 1, д. 11, л. 130, 133 об.
[16]. НА РТ, ф. 4, оп. 147, д. 880, л. 11-11 об.
[17]. ГИА ЧР, ф. 350, оп. 1, д. 12, л. 122-122 об.
[18]. Там же, ф. 225, оп. 11, д. 6, л. 103 об.; НА РТ, ф. 4, оп. 147, д. 880, л. 11 об.; Известия по Казанской епархии. ‒ 1914. ‒ 8 января. ‒ С. 29.
[19]. Научный архив Чувашского государственного института гуманитарных наук (НА ЧГИГН), отд. I, ед. хр. 204, л. 233, 236.
[20]. ГИА ЧР, ф. 557, оп. 7, д. 142, л. 212-400.
[21]. Известия по Казанской епархии. ‒ 1914. ‒ 15 февраля. ‒ С. 185.
[22]. Зайцев Я. Н. Лета и лица Урмарской землицы. ‒ Чебоксары, 1999. ‒ С. 215; Старые Урмары: вехи истории. Факты, события, фотографии. ‒ Чебоксары, 2004. ‒ С. 106.
[23]. Известия по Казанской епархии. ‒ 1915. ‒ 15 февраля. ‒ С. 236.
[24]. Старые Урмары: вехи… ‒ С. 105.
[25]. НА ЧГИГН, отд. I, ед. хр. 319, л. 466.
[26]. Фурье. Испугались разоблачения // Чувашский край. ‒ 1923. ‒ 23 августа.
[27]. Государственный архив современной истории Чувашской Республики (ГАСИ ЧР), ф. П-1, оп. 3, д. 55, л. 143 об.; оп. 4, д. 10, л. 1; А. М. Среди духовенства // Трудовая газета. ‒ 1922. ‒ 17 ноября; Денисов П. В. Религия и атеизм чувашского народа. ‒ Чебоксары, 1972. ‒ С. 296.
[28]. ГИА ЧР, ф. 350, оп. 1, д. 12, л. 122-122 об.
[29]. Там же, ф. Р-599, оп. 1, д. 264, л. 263, 265-266.
[30]. Там же, ф. 350, оп. 1, д. 12, л. 122-122 об.; ф. Р-784, оп. 1, д. 50, л. 21 об.; НА ЧГИГН, отд. I, ед. хр. 291, л. 150.
[31]. ГИА ЧР, ф. 350, оп. 1, д. 12, л. 123.
[32]. Там же, ф. Р-599, оп. 1, д. 264, л. 266.
[33]. НА РТ, ф. Р-1172, оп. 3, д. 419, л. 17, 18.
[34]. Денисов П. В. Религия и атеизм… ‒ С. 299; Золотов Н. Указ. соч.; Чăваш пупěсем вырăс пупěсемпе çапăçаççе [Чувашские попы с русскими попами дерутся] // Канаш. ‒ 1924. ‒ 2 апреля.
[35]. ГИА ЧР, ф. Р-22, оп. 1, д. 365, л. 1-3; Козлов, Ф. Н. Прошу принять на регистрацию… Из истории церковного раскола в Чувашии // Исторический архив. ‒ 2008. ‒ № 6. ‒ С. 50-59.
[36]. Там же, д. 153, л. 154.
[37]. Там же, ф. Р-784, оп. 1, д. 50, л. 4-5.
[38]. Там же, ф. Р-125, оп. 4, д. 43, л. 1023-1024.
[39]. Дамаскин (Орловский), игумен. Герман (Кокель Григорий Афанасьевич) // Православная энциклопедия: в 38 т. / Под ред. Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. ‒ М., 2006. ‒ Т. 11. ‒ С. 225.
[40]. ГИА ЧР, ф. Р-2669, оп. 2, д. 2262, л. 140 об., 147 об.
[41]. Там же, ф. Р-1583, оп. 1, д. 39, л. 117.
[42]. Берман А. Г. Указ. соч. ‒ С. 31.
[43]. ГИА ЧР, ф. 350, оп. 1, д. 12, л. 123.
[44]. Там же, л. 122-122 об.
[45]. Там же, ф. Р-784, оп. 1, д. 92, л. 53, 64.
[46]. Там же, ф. Р-248, оп. 4, д. 337, л. 3-3 об., 10 об.
[47]. Там же, ф. Р-2669, оп. 2, д. 2262, л. 85.
[48]. Там же, ф. Р-22, оп. 1, д. 153, л. 154; ф. Р-784, оп. 1, д. 92, л. 43.
[49]. ГАСИ ЧР, ф. П-1, оп. 7, д. 34, л. 195; ГИА ЧР, ф. Р-248, оп. 4, д. 337, л. 10 об.; ф. Р-784, оп. 1, д. 92, л. 40, 43.
Список литературы
Берман А. Г. Страницы истории православия в Чувашии в ХХ веке. – Чебоксары, 2009. – 132 с.
Денисов П. В. Религия и атеизм чувашского народа. – Чебоксары, 1972. – 408 с.
Козлов Ф. Н. Прошу принять на регистрацию… Из истории церковного раскола в Чувашии // Исторический архив. – 2008. – № 6. – С. 50-59.
References
Berman A. G. Stranitsy istorii pravoslaviya v Chuvashii v ХХ veke [The history of Orthodoxy in Chuvashia in the 20th century. In Russ.]. Cheboksary, 2009, 132 p.
Denisov P. V. Religiya i ateizm chuvashskogo naroda [Religion and Atheism of the Chuvash people. In Russ.]. Cheboksary, 1972, 408 p.
Kozlov F. N. Proshu prinyat’ na registratsiyu… Iz istorii tserkovnogo raskola v Chuvashii [You are kindly asked to accept for registration… Excerpts on the history of the Church schism in the Chuvash Republic. In Russ.]. IN: Istoricheskiy arhiv, 2008, no. 6, рр. 50-59.
Сведения об авторе
Козлов Федор Николаевич, кандидат исторических наук, заместитель директора по основной деятельности Государственного исторического архива Чувашской Республики, e-mail: fedor1977@yandex.ru.
About the author
Fеdor N. Kozlov, Candidate of Historical Sciences, Deputy Director on Primary Activity of State Historical Archive of the Chuvash Republic, e-mail: fedor1977@yandex.ru.
В редакцию статья поступила 09.09.2017 г., опубликована:
Козлов Ф. Н. Многоликий «Янус» Василий Краснов // Гасырлар авазы ‒ Эхо веков. ‒ 2017. ‒ № 3/4. ‒ С. 142-155.
Submitted on 09.09.2017, published:
Kozlov F. N. Mnogolikiy “Yanus” Vasiliy Krasnov [The many-faced “Janus” Vasily Krasnov. In Russ.]. IN: Gasyrlar avazy ‒ Eho vekov, 2017, no. 1/2, pp. 142-155.