Т. Валиди, Г. Рафикова. «Русские» немцы в Казани в годы Первой мировой войны: неизбежность трагедии

«Русские» немцы в Казани в годы Первой мировой войны: неизбежность трагедии

Казанский край, как исторически многонациональный и поликонфессиональный регион, всегда толерантно относился к некоренному иноязычному населению. В столице Казанской губернии комфортно чувствовали себя носители многих языков и культур, в том числе и германоязычные их представители. Первые немцы появились на берегах Волги еще в XVI в. по окончании Ливонской войны в качестве военнопленных. Росту числа немецкого населения способствовала и политика правительства в XVIII в. Как известно, Екатерина II покровительствовала переселению немцев, главным образом колонистов, которые селились на Волге в районе Саратова, а затем перебирались в поисках лучшей жизни в другие поволжские города. Немаловажным фактором стало открытие в Казани университета в 1804 г. С его появлением город стал средоточием научной жизни всего восточного региона Российской империи. Наличие университета притягивало в город представителей творческой интеллигенции и ученых. На протяжении всего XIX в. в городе одно за другим открываются гимназии, прогимназии, училища. Общий промышленный подъем конца XIX в. в Российской империи дает толчок в регионе росту не только исконного промысла — торговли, но и развитию мануфактур, а позже и промышленного производства. Все эти факторы притягивали в город иностранные капиталы и специалистов.

В начале XX в. германская община Казани переживала период своего расцвета. Ее представители, несмотря на свою относительную немногочисленность, активно участвовали в научной и культурной жизни города, вели широкую предпринимательскую и торговую деятельность. Число прихожан Казанской лютеранской кирхи в 1913 г. было немногочисленным и составляло чуть более 600 человек¹, тогда как общее население города — около 180 тысяч². Однако среди казанских немцев много фамилий, до сих пор знакомых современному горожанину: Петцольд, Локке, Амлонг, Эккерт, Бренинг и др.

1914 г. стал рубежом, после которого Россия практически на полвека изменит свое отношение к немцам. Две мировые войны против Германии затмят в сознании русского человека все положительные стороны немцев. Отныне они станут врагами, их речь и имена — раздражителем, а все немецкое будет только порицаться. Общие германофобские настроения в Российской империи не миновали и Казань. Уже 22 июля 1914 г., то есть на четвертый день после объявления Германией войны России, начальнику Казанского губернского жандармского управления (КГЖУ) полковнику К. И. Калинину поступило короткое сообщение от агента, действовавшего под псевдонимом «№ 25», в котором говорилось: «Циркулируют по городу слухи, что русские хотят громить магазины немцев в Казани: Грахе, Герингслаке и других в случае побед Германии»³.

Высокая степень национального патриотизма с первых дней войны подстегивалась официальными заявлениями властей: «Русский народ… ценя присущую почти каждому немцу аккуратность, расчетливость и деловитость, широко раскрывал двери своему “доброжелательному соседу” не только у западной границы империи, но и во внутренних ее губерниях, совершенно не подозревая, что целые десятки лет он хранил затаенную мысль за доверчивость и гостеприимство русского народа вонзить в него отточенный меч»⁴. Настроение в губернии было отравлено антинемецкой пропагандой: «немец посягал на благополучие населения», «Россия была предметом их вожделений», «Германия обнажила позорные инстинкты, раскрыла злодейские замыслы, отплатила черной неблагодарностью»⁵. Отсутствие реальных результатов боевых действий вызывало накопление недовольства, которое выливалось в поиски внутреннего врага и попытки его нейтрализации.

Это побуждало местное население к недоверию и подозрительности по отношению к «чужакам». Участились доносы. Так, в одном из них помощник пивовара на заводе Торгового дома Бр. Александровых А. Э. Нуффер назван фигурой «сомнительной лояльной благонадежности», предлагалось сослать его «в одно из отдаленных мест Сибири, в Якутскую область». Директору департамента полиции Санкт-Петербурга в июле 1914 г. поступило письмо от знакомой А. Э. Нуффера А. Браун: «Адольф Нуффер, проживающий в гор. Казани и состоящий там на службе пивоваром на пивоваренном заводе Александрова, состоит корреспондентом германских газет и в мирное время, по крайней мере, давал туда все интересующие Германию сведения…» В виду недостаточности данных для высылки в Сибирь Нуффер был сослан в Вятку и взят под надзор местной полиции⁶.

Обыски и изъятия проводились и у других, с точки зрения граждан, неблагонадежных людей, а проверки содержимых ими заведений стали обычной практикой. Младший механик Казанской центральной телеграфной конторы Ф.-П. Вейднер, используя свое служебное положение, предупредил фабриканта М. Г. Локке о готовившемся в доме последнего обыске⁷, таким образом обратив на себя внимание властей. Начальник и заведующий архивом конторы сообщили, что Вейднер «приблизительно после объявления мобилизации, явился в телеграфный архив и начал разыскивать какую-то телеграмму, взяв для этого пачку проходящих телеграмм. На вопрос заведующего архивом, что ему нужно, Вейднер ответил, что он хочет посмотреть “одну телеграмму”, поданную в Адмиралтейской слободе. На это заведующий архивом предложил Вейднеру покинуть архив. Младший механик Ф. П. Вейднер мог знать о том, что телеграммы военнообязанных германских и австрийских подданных, в том числе М. Локке, проходят через военную цензуру»⁸.

Полицией было принято решение провести обыск и у Вейднера. У него дома были изъяты брошюра «Революционные песни и стихотворения» издания Казанского комитета партии социалистов-революционеров, номера немецких журналов за 1914 г. и два вскрытых письма на немецком языке. На основании этого полиция пришла к заключению, что Вейднер тяготеет к германским подданным. Он был отстранен от службы. Фабриканта М. Г. Локке также выслали в Вятку, хотя доказательств его неблагонадежности обнаружено не было⁹.

Росту недоверия и шпиономании, набиравшей в городе обороты, способствовало и то, что Казани была отведена роль этапного пункта для «водворения» иностранных подданных, а также прибытие в город большого количества военнопленных. Первый эшелон с выселенцами прибыл в Казань 28 июля 1914 г. Они скапливались в городе на протяжении первых двух месяцев, затем были определены пункты назначения (Цивильск, Царево-Кокшайск, Мамадыш и Ядрин)¹⁰. При этом основная тяжесть связанных с переселением затрат ложилась на плечи самих «водворенцев», частичную помощь им оказывало только Американское генеральное консульство¹¹. Таким образом, переселенцы свободно перемещались по городу, добывая себе пропитание, что бросалось в глаза местному населению. Также через Казань за все время Первой мировой войны прошли около 40 тысяч военнопленных. Местное немецкое население, не имевшее никакой связи ни с «выдворенцами», ни с военнопленными, в глазах обывателей прочно с ними ассоциировалось. При этом не делалось разницы между подданными и неподданными Российской империи, немцами православными или лютеранами. На этом фоне участились случаи, когда граждане немецкой национальности, опасаясь за благополучие своих родных, принимали православие и изменяли фамилии. Если по официальным статистическим данным в 1913 г. немцев (обоих полов) в Казани проживало 601 человек, а в лютеранском приходе числилось 612 человек, то уже в 1914 г. при незначительном уменьшении немецкого населения до 524 человек, количество прихожан сократилось почти в 1,5 раза (до 372)¹². «Принявши православие по убеждению, я желала бы переменить немецкую фамилию “Нудельман” на русскую. Осмеливаюсь просить дозволить именоваться впредь Анцигиной»¹³, — писала просительница в одном из заявлений. Показательно также письмо казанской дворянки М. Е. Петровой Николаю II: «От первого моего мужа у меня остался сын Пётр 12 лет и поэтому носит фамилию своего отца, потомственного дворянина Петроградской губернии А. Ф. Кетцлера православного по вероисповеданию. Ныне, в переживаемую нашей родиной тяжкую годину, моему мальчику, как носящему немецкую фамилию, приходится переносить много незаслуженных неприятностей от своих подростков-товарищей, и он не раз со слезами умолял меня помочь ему стать русским не только по характеру, привычкам и всем своим чувствам, каковыми всегда были все члены моей семьи и мой покойный муж, но и по фамилии… Осмеливаюсь просить соизволить изменить фамилию моему сыну, сохранив права потомственного дворянства, принадлежащие ему по рождению, и повелеть ему именоваться впредь по имени его покойного отца Алексеевским»¹⁴.

Ядром германской общины Казани являлся лютеранский приход, за которым неустанно велось наблюдение. Председатель Военно-цензурной комиссии сообщал губернатору: «Из переписки военнообязанных (германских и австро-венгерских. — Авт.) с американским консульством в Москве и с лютеранским пастором Гоэйзелем в городе Казани военной цензурой было замечено, что названный пастор служит посредником между ними, занимается сбором и выдачей военнообязанным («водворенцам». — Авт.) и их семьям пожертвований деньгами и вещами, а также передачей военнообязанным денег, получаемых от американского консульства»¹⁵. Полиция заинтересовалась подозрительной деятельностью пастора Э. К. Гоэйзеля. Были взяты показания у домработников пастора П. П. Степанова, его супруги Н. М. Степановой и сестры последней Матрены Мироновны, в которых последние указывали, что пастор устраивает у себя дома странные собрания. Свидетели также сообщали, что жена пастора «сочувствует немцам и Германии, ругает русское правительство, которое обвиняет в том, что оно вовлекло Германию в войну, что русские — дураки и без немцев не могут обходиться, так как все получают из Германии все лучшие товары»¹⁶. У одной из знакомых пастора германской подданной Елизаветы Клозе было изъято 215 брошюр для пленных немцев. Брошюры назывались «Weihnachtsfreude für Trübfalsdunkel» (Радостная весть в день Рождества Христова находящимся во тьме напасти). 30 мая 1916 г. начальник Казанского губернского жандармского управления в докладной записке сообщал, что пастор по заявлениям свидетелей был заподозрен в шпионаже, в его квартире был произведен обыск, за ним и его женой установлено наблюдение. Однако дело в отношении Гоэйзеля было прекращено вследствие не подтверждения фактов¹⁷, но за дальнейшей перепиской пастора было установлено наблюдение¹⁸.

Еще одним центром немецкой общественной жизни города было Немецкое женское общество пособия бедным евангелическо-лютеранского прихода г. Казани, образованное в 1907 г.¹⁹ В число его основателей вошли представители самых известных немецких фамилий города: жена статского советника, приват-доцента медицинского факультета Казанского университета Э. А. Леман Лилия; вдова провизора, владельца аптеки на ул. Большой Проломной И. Бренинга Иоганна; жена архитектора (автора проектов Дома Шамиля и дома командующего военным округом) Ф. Амлонга Ольга; жена действительного статского советника, директора Первой мужской гимназии, потомственного почетного гражданина Г. И. Крелленберга Йозефина; жена управляющего магазинами Акционерного общества Гилле и Дитриха в Казани Зельма Пауль и др.

29 декабря 1915 г. Канцелярия Казанского губернатора спускает в Казанское губернское по делам об обществах присутствие директиву под грифом «Секретно», в которой сообщает о требовании губернатора предоставить сведения о наличии в городе обществ, состоящих преимущественно из лиц немецкой национальности, а также об их «главных организаторах»²⁰. Вскоре по формулировке «за сочувствие немцам» и под предлогом негативного отношения к нему местного населения общество было закрыто²¹.

Набиравшая обороты шпиономания в условиях военного времени выглядела в глазах общественности вполне обоснованно. Так, владелец сети казанских булочных М. Г. Штейнмейер, по всеобщему мнению в целях личного обогащения экономил на сырье для выпечки хлеба, оплате труда наемных рабочих и чистоте помещений в пекарнях. Осенью 1916 г. именно по этой причине пекарни были закрыты. Казанский губернатор П. М. Боярский телеграфировал владельцу тверской булочной Филиппову: «Горожане просят меня советовать вам открыть немедленно [в] Казани булочную, так как немец Штейнмейер, имевший 5 булочных, выслан мною [в] Вятскую губернию, кроме этого казанцы больше не хотят давать германскому подданному обогащаться»²². Газеты же так осветили это событие: «Известный московский придворный пекарь Филиппов, идя навстречу желанию горожан, не желающих далее обогащать, кстати, достаточно уже обогатившегося на русские деньги немца Штейнмейера, ныне высланного в Вятскую губернию, на днях командирует своего уполномоченного для взыскания помещения для булочной»²³. Городской обыватель Я. Я. Мюллер был заподозрен в шпионаже только потому, что «имеет в Казани две квартиры, постоянно кутит и бросает большие деньги»²⁴. В одном из анонимных заявлений сообщалось, что «служащие Московско-Казанской железной дороги немец В. Ф. Борковский, занимающий должность старшего дорожного мастера ст. Свияжск, и поляк Урман, занимающий должность смотрителя склада на Сызранской ветке. ст. Сызрань, устраивают сходки в квартире немца Борковского… Оба означенные субъекта принимали участие в покушении на взрыв Казанского порохового склада и, надо полагать, были в составе той же шайки мошенников, которая хотела взорвать Романовский через реку Волгу мост»²⁵.

Подозрения иногда носили фантастический характер. Так, германский подданный О. Г. Гнадеберг имел поместье близ д. Дюртели Кулаевской волости Казанского уезда. Среди крестьян распространились слухи, что «в темной ночи, будто бы, прилетает и опускается “какой-то змей”»²⁶. По показаниям крестьян-богомольцев выяснилось, что недалеко от богадельни есть какой-то хутор, застроенный всевозможными хозяйственными постройками. Его владелец вел крайне замкнутый образ жизни, не допуская никого из посторонних на свой участок, не имея даже никого из служащих. Полагали, что на этом хуторе имеются запасы бензина, за которым прилетают германские дирижабли или аэропланы (этот факт имеет привязку к событиям января 1914 г., когда германские разведчики пересекали границу страны и производили наблюдения за промышленными объектами Приуралья²⁷). При негласном расследовании и наблюдении было выяснено, что никакой змей на эти хутора не спускался, из опрошенных лиц никто это обстоятельство подтвердить не смог²⁸.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Адрес-календарь и справочная книжка Казанской губернии на 1915 г. – Казань, 1914. – С. 704.

2. Там же. – С. 710.

3. Алексеев И. Е. «При малейших попытках учинить уличные беспорядки… виновные в том будут задерживаться и предаваться военному суду» (Из истории предотвращения немецкого погрома в Казани в начале Первой мировой войны)» // Актуальное национально-культурное обозрение. – 2007. – № 1. – С. 45-46.

4. Адрес-календарь и справочная книжка Казанской губернии на 1916 г. (с приложением обзора деятельности по Казанской губ. за первый год Великой Отечественной войны 1914-1915 гг.). – Казань, 1916. – С. I.

5. Там же. – С. II.

6. НА РТ, ф. 1, оп. 6, д. 901, л. 1, 2, 5.

7. Там же, д. 893, л. 1, 3.

8. Там же, л. 4, 5.

9. Там же, л. 1, 3, 4, 5.

10. Адрес-календарь и справочная книжка Казанской губернии на 1916 г.… – С. IV.

11. Там же. – С. VI.

12. Там же. – С. 780, Адрес-календарь и справочная книжка Казанской губернии на 1915 г.… – С. 710, 712.

13. НА РТ, ф. 1, оп. 6, д. 949, л. 484.

14. Там же, л. 290.

15. Там же, д. 895, л. 1, 5.

16. Там же, л. 6.

17. Там же, ф. 411, оп. 1, д. 4, л. 54 об.-55.

18. Там же, ф. 1, оп. 6, д. 895, л. 1, 5, 6, 9.

19. Там же, ф. 411, оп. 1, д. 1, л. 7 об.; д. 134, л. 2 об.; д. 4, л. 39.

20. Там же, д. 4, л. 46.

21. Там же, л. 52 об., 58, 70 об.

22. Там же, ф. 1, оп. 6, д. 941, л. 1.

23. Московский булочник откроет в Казани несколько пекарен // Казанский телеграф. – 1914. – 21 ноября.

24. НА РТ, ф. 411, оп. 1, д. 4, л. 55 об.

25. Там же, ф. 1, оп. 6, д. 892, л. 1, 2, 5.

26. Там же, д. 900, л. 1, 6, 7.

27. Кашапов Р. Как в Казани ловили шпионов. Что делали немецкие воздухоплаватели в небе над Россией в 1913 году? // Казанские ведомости. – 2013. – 9 октября. – С. 3.

28. НА РТ, ф. 1, оп. 6, д. 900, л. 1, 6, 7.