Фаезова Г. Н. «Царя нашего с престола прогнали…» (К 95-летию Февральской революции 1917 г. в Казанской губернии)

«Царя нашего с престола прогнали…»
(К 95-летию Февральской революции 1917 г. в Казанской губернии)
В Центральном государственном архиве историко-политической документации Республики Татарстан в фондах Казанского губкома РКП(б), Отдела истории партии Татарского обкома ВКП(б), Партийного архива Татарского рескома КПСС хранится значительное количество документов и фотографий о Февральской революции. Среди них особое место занимают газеты, листовки. Наиболее ценными из них являются воспоминания современников тех событий, которые были собраны работниками архива на протяжении многих лет.
В данной публикации представлены воспоминания очевидцев, а также письмо заведующего Петропавловским двухклассным училищем Чистопольского уезда Казанской губернии чистопольскому уездному комиссару Временного правительства. Документы позволяют ощутить атмосферу того смутного времени.
№ 1. Письмо заведующего Петропавловским двухклассным училищем Чистопольского уезда Казанской губернии Г. Сомова чистопольскому уездному комиссару Временного правительства
16 марта 1917 г.
№ 19
Считаю нужным довести до Вашего сведения нижеследующее событие, совершившееся во вверенном мне училище.
Вследствие государственного переворота мною был в воскресенье 12 марта собран в училище народ, и я познакомил собравшихся с совершившимся переворотом, выяснил, что нужно ждать и делать, указал, что будет другой образ государственного правления, причем все существующие формы управления объяснил. Эта свободная беседа с народом пришлась не по душе местному священнику Шекарову, который на другой день проявил в школе дикую выходку. Явившись на занятие, он ужаснулся, что в школе убраны портрет и учащиеся не пели молитву за царя и гимн. По окончании молитвы я вошел в класс и объявил ученикам, что завтра будем петь «Спаси господи люди твоя», но вместо слов «Победы благоверному императору нашему Николаю Александровичу» будем петь «Победы великой державе Российской и воинствуя ея на сопротивныя даруй». Услышав это, О. Шекаров побледнел, затрясся весь, вбежал в этот класс, затопал ногами и неистово закричал на меня, что я не имею права, и у меня нет официального разрешения. Я пытался ему объяснить, что это не его дело и ответственность падает на заведующего. Шекаров закричал, что он законоучитель, не дал мне высказаться и, продолжая неистовствовать, дико кричал, зачем я стоял на молитве и руки держал в карманах, назвал меня атеистом, выкрикивал, что я не имею права быть учителем. Я попросил его не спускать своего зверя с цепи, сказал, что стою выше всего этого. Я пошел из класса, но законоучитель побежал за мной, и махая руками, закричал, что меня нужно на позицию, на передовую линию, в огонь и опять назвал атеистом. Я сказал, что Вы батюшка, кричите как пьяный мужик и пошел дальше по коридору. Священник продолжал кричать уже хриплым диким голосом то же: «На позицию в огонь». Я начал терять терпение, волнуясь, бросив фразу, что со скотом не желаю разговаривать, быстро ушел в учительскую комнату. Все это происшествие было на глазах учащих и учащихся. Первый час учащие находились под сильным впечатлением от дикости законоучителя и не могли заниматься. Своей недопустимой выходкой законоучитель уронил свой авторитет перед учениками и был намерен уронить авторитет заведующего. Весьма печально видеть, что главный их деятель деревни, каковым является священник, служит тормозом всеобщему великому обновлению России. Заведующий училищем учитель Г. Сомов.
С подлинным верно: председатель исполнительного совета Ново-Шешминского волостного комитета С. Леонов.
Член секретаря*.
ЦГА ИПД РТ, ф. 36, оп. 1, д. 147, л. 4-4 об. Машинопись.
№ 2. Из воспоминаний Т. А. Гончурина** о Февральской
революции 1917 г.
1 апреля 1932 г.
[…] В 1917 г. 1-го марта ко мне в дом, который находится в селе Анатыше, явился старый товарищ по ссылке с. Ошняка просвирник Григорий с поручением от Батурова М. В. передать нелегально слух о свержении с престола Николая Кровавого, или отказа его от престола, в смысле передачи правления брату Михаилу.
При одной этой вести я затрепетал от удовольствия, понимая, что что-то творится, или уже сотворилось великое, давно ожидаемое нами, революционерами.
Примечание: До сего времени я, Гончурин, был сослан 2 раза за революционные идеи. Первый в 1907 году на 3 года, второй в 1913 году на 9 месяцев.
Но в обывательской деревне ничего еще не было слышно. Это было в день субботы, а т[оварищ], передававший эту весть, подчеркнул, что завтра по возможности нужно быть дома и следить за подтверждением этих слухов.
Эта ночь на второе марта, или на воскресенье, мне казалась вечностью, в ожидании ясности будто бы совершившегося факта. Семья моя будто бы и не подозревала о наших секретных переговорах с товарищем, но я вечером, сидя за портновской работой, сильно был расстроен этой неясностью, в утеху своих нерв, позволил пропеть несколько революционных песен (марсельез).
Я со своей стороны думал, что завтра воскресенье и, наверное, в церкви у обедни, с амвона поп что-нибудь скажет. И вот прошла эта ночь, в таком неясном для меня положении. В воскресенье жду как будто истинноверующий обедни. Когда зазвонили, я предложил своим некоторым из детей старшим пойти в церковь, и подчеркнул, если поп будет читать проповедь, то выслушать внимательно, и получилось вроде командировки, и командирована была дочь Степанида, потому что она была грамотна недурно. Жду от обедни, с нетерпением. Приходят, первым моим вопросом было, ну что поп читал чего-нибудь, получил ответ, что ничего нет.
Моей жене нужно было с некоторыми детьми ехать в Рыбно-Слободскую больницу, думаю там чего-нибудь, не услышат ли новое по волнующему меня вопросу.
Приезжают из больницы, я с нетерпением спрашиваю жену: ну что нового слышала. Жена мне отвечает, что слышала очень интересную речь одного солдата, я попросил ее объяснить, что и как. Она говорит: «Один солдат вел разговор с публикой на разные темы, а потом спрашивает у одной рыбнослободской девочки (солдат, оказывается, тоже был рыбнослободский), а что вы были сегодня у обедни, она говорит — была, ну чего поп читал в проповеди? Она говорит, читал чего-то про царя, да я не поняла. Солдат, выслушав девочку, говорит всей публике, что царя нашего с престола прогнали... При рассказе моей жены у меня в комнате было несколько человек посетителей. И я тут воспрянул духом, что подтверждается вчера мне переданное, снимаю бывший портрет Николая Кровавого со стены, ломаю рамку и бью стекло ногами на полу, и беря бумажку его рисунка, рву ее на мелкие части, говоря, «совершилось». […]
В таком неясном или неточном положении прошло время не более недели. Потом из центра было предписание по всему населению и особым организациям, выставл[ять] своих кандидатов на волостной съезд для переизбрания членов волостного правления по новой инициативе, так называемой (волостной комитет), это было около 10-го марта. У нас в Анатышском кредитном товариществе было созвано общее собрание членов для назначения полагающегося кандидата на волостной съезд.
Я со своей стороны высказал к собравшимся продолжительную речь по текущему моменту, призывая собравшихся к сознанию первой ступени политического переворота нашей страны, в заключение своей речи я призывал собравшихся выдвигать кандидатов, более сочувствующих революции, и подчеркнул, что намеченный товарищ не должен отказываться от служения народу.
По окончании моей речи, председатель собрания объясняет собранию наметить кандидатов. Собрание выдвинуло мою кандидатуру и больше не хотело выставлять никого, говоря, что от товарищества нужен один, то быть Гончурину, как старому революционеру. […]
Было поставлено на голосование, получилось единогласно, что и занесено в протокол. […]
ЦГА ИПД РТ, ф. 30, оп. 3, д. 895, л. 1-2. Машинопись.
№ 3. Воспоминания А. К. Подногиной-Крутиковой о февральских событиях 1917 г. в г. Мензелинске
Июль 1965 г.*
Идет Первая Отечественная война. Маленький глухой городок Мензелинск встречает «беженцев» (эвакуированных из Белоруссии) и провожает людей на фронт. Молодые, сильные, здоровые уже давно ушли, а теперь мобилизуют стариков и юнцов.
В каждой семье горе: приходят с фронта похоронные, письма из госпиталей от отцов, сыновей, мужей. Возвращаются калеки в разоренные семьи. Во многих городах голодают.
Все чаще слышится ропот: кому нужна эта бессмысленная война? Во имя чего гибнут лучшие люди? Ползут слухи об измене царицы-немки и всесильном Распутине.
Обстановка тревожная, чувствуется, что назревают какие-то события. К брату Подногину Аркадию К. приходят друзья по учебе — реалисты старшеклассники и потихоньку читают какие-то брошюры, листовки, которые приносил реалист Евлампиев Степа.
Февраль 1917 года. В женскую гимназию во время перемены пришли двое: один в кожаной куртке, левке, подпоясанный ремнем, второй постарше, в черном пальто и шляпе.
Мы собрались в зале. У дверей учительской сгрудились растерянные педагоги и начальница гимназии. Один из пришедших поднялся, видимо на стул, и обратился к нам с речью. Он сказал, что мы будем свидетелями и участниками великих исторических событий. С царским режимом, насквозь прогнившим, разложившимся, покончено навеки.
Теперь власть будет в руках рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Мы, гимназистки, должны завтра [принять]* участие в манифестации, а вечером придти в гимназию на спевку для разучивания марсельезы и других революционных песен. Дали нам несколько экземпляров, отпечатанных на машинке, для размножения.
Вечером, часов в 10-11, к нам на квартиру пришли Евлампиев С. и другие друзья брата (фамилии их не помню), принесли кусок красного полотна. Старшая сестра Александра села за машинку сшивать полотнища, а мы расположились кто на полу, кто на столе писать лозунги, прибивать их к древкам, делать банты, размножать тексты песни, работы хватило почти до утра.
На следующий день утром учащиеся Мензелинска пришли в собор (мы там «говели», обязаны были ходить в церковь утром и вечером). В церкви колонны гимназисток размещались вдоль одной стены, а через проход от нас колонна реалистов. Во время церковной службы реалисты все, как один, прикололи на грудь красные банты. Затем передавали их и в нашу колонну. Мы последовали их примеру, но церковный староста Орехов стал с возмущением срывать эти банты. В это время в собор вошли солдаты. У них на рукавах были красные повязки.
Не дослушав до конца обедню, мы по команде нашей учительницы гимназистки В. А. Попковой вышли из церкви на площадь, где уже строились в колонну реалисты и солдаты. Гимназистки также быстро перестроились и все двинулись большой колонной к аудитории (как называли тогда местный театр). К нам примкнули многие граждане города.
Все шли и пели марсельезу. Пели не очень стройно, но от души. В аудитории начался митинг. Помню среди выступающих был помещик Марков. Он горячо приветствовал революцию, а ведь незадолго перед этим не менее горячо, со слезами в голосе клялся в своих вероподданических чувствах перед портретом царя в день празднования 300-летия дома Романовых.
Так с революционными песнями (кое-как разучили только марсельезу и «Смело товарищи в ногу») мы ходили по улицам города, устраивая митинги у здания управы, реального училища, гимназии. Горячо выступали разные ораторы, а мы не менее горячо кричали: «Ура! Да здравствует революция!»
Ходили до самого вечера.
Каждый день в аудитории проходили собрания. Было очень многолюдно. Мы взбирались за кулисами на какие-то леса, чтобы лучше услышать и увидеть выступающих товарищей, нам угрожала опасность свалиться вместе с лесами, но мы ничего не хотели замечать.
Ребята доставали тут же в аудитории разные брошюры, мы собирались и читали их, мало что понимая, но было все так интересно.
Тогда я впервые услышала о Ленине, великом революционере, организаторе рабочих.
А. Подногина-Крутикова (подпись).
г. Волгоград, 45, Рабоче-крестьянская ул., дом 31, кв. 11.
Резолюция: В Татпартархив. В редакционную комиссию Мензелинского землячества:
Направляю вам воспоминания о днях февраля 1917 года в Мензелинске для использования в сборнике к 50-летию Октября. Т. Подногина — моя школьная подруга.
С тов[арищеским] привет[ом] (подпись). 2 июля [19]65 г.
ЦГА ИПД РТ, ф. 30, оп. 3, д. 2250, л. 1-3.
Публикацию подготовила
Гузель Фаезова,
начальник отдела ЦГА ИПД РТ
* Подписи отсутствуют (здесь и далее подстрочные примечания автора вступительной статьи).
** Гончурин Тимофей Арефьевич (1871-?), делегат I Всероссийского съезда Советов крестьянских депутатов 1917 г. и VII Всероссийского съезда Советов 1920 г., член Казанского губисполкома (май 1917 г. — февраль 1918 г.), председатель Лаишевского уездного исполкома, в марте — июле 1918 г. находился в белогвардейской тюрьме в Лаишеве, и Чистополе в августе — октябре 1918 г., работал заведующим земотделом и заведующим отделом соцобеспечения в Лаишеве в ноябре 1918 г. — мае 1922 г., председателем Рыбно-Слободского волисполкома в марте 1923 г. — ноябре 1925 г.
* Дата определена по наложенной резолюции.
* Дописано чернилами поверх текста.